Это была, по существу, мелкобуржуазная группировка, не вполне согласная с Демократическим Альянсом касательно широких социальных реформ, но всецело одобряющая установку на независимую экономическую и внешнюю политику.
Вторая заметка была напечатана в отделе спортивных новостей.
Сегодня, также в семь часов вечера, должен был состояться футбольный матч между столичной командой «Ла Монтанья», занявшей в прошлом году первое место в национальной лиге, и командой «Санта Роса», имевшей все шансы стать в нынешнем сезоне чемпионом. Сообщалось, что все билеты проданы за две недели до матча и что полиция арестовала перекупщиков, сбывавших билеты на лучшие места по неслыханной цене.
Этот матч имел особое значение, ибо после него тренер национальной сборной Кастильо Мендоса собирался окончательно определить состав команды, которая на следующей неделе должна была встретиться с эквадорцами.
Как и Даймонт, Беата Андерсон читала досье Кароля Альвареса и знала, что он слывет заядлым футбольным болельщиком. Она была уверена, что эта информация должна заинтересовать шефа.
Однако Мигель Даймонт прослушал её с таким же невозмутимым видом, как и заметку, в которой сообщалось о назначении особой комиссии по расследованию нелегального вывоза за границу археологических ценностей.
В действительности Мигель Даймонт был весьма доволен тем, как совпали два как будто ничем друг с другом не связанных факта — заседание Центрального комитета Демократического Альянса и футбольный матч.
Его безразличие было профессиональной маской. Даже скорее привычкой. Беате он вполне доверял, но был убежден: начальник, не умеющий скрывать свои мысли от подчиненного, дает полную возможность подчиненному сесть в своё кресло
— Спасибо, Беата! На сегодня достаточно! Нам через полчаса надо быть в министерстве торговли.
Говорил он на немецком языке, как и полагалось коммерсанту из Цюриха, где большинство жителей разговаривают на швейцарско-немецком диалекте.
Что касается переговоров с министерством торговли, да и с некоторыми экспортно-импортными фирмами, то это занятие не было таким уж пустопорожним, каким казалось.
Если операция удастся (а Мигель Даймонт в этом не сомневался), никому не придет в голову заподозрить в чем-либо солидного швейцарского коммерсанта…
Вернувшись из министерства, Мигель Даймонт в одиночестве пообедал в ресторане отеля. Затем по старомодной широкой лестнице (в отеле «Концор» отсутствовали не только кондиционеры, но и лифт) поднялся наверх и на час заперся в комнате Беаты. Проходящие по коридору служащие гостиницы, увидев на дверях табличку «Не тревожить!», многозначительно улыбались. Это входило в расчет Мигеля Даймонта. Пусть думают, что секретарша по совместительству его любовница.
В действительности он в этом не нуждался. Дома у него были жена и двое детей, а вне дома он обходился без женщин. Мигель Даймонт полагал, что амурные похождения отвлекают от главного. А главное для него было: думать, планировать, принимать безошибочные решения.
Вот и сейчас, удобно усевшись в кресле, он думал. Время от времени Беата, расположившаяся с книгой на диване, поворачивала голову в его сторону и лишний раз убеждалась, что он её совершенно не замечает.
Ровно в половине шестого Мигель Даймонт занял свой наблюдательный пост у бокового окна. Один за другим съезжались члены ЦК Демократического Альянса. Альвареса среди них не было. Он появился лишь поздно вечером, когда совещание подходило к концу.
В момент, когда Кароль Альварес выпрыгнул из автомобиля и почти бегом устремился к входным дверям штаб-квартиры, Мигель Даймонт был готов мысленно аплодировать ему.
Ещё до того, как Мигель Даймонт увидел Альвареса на экране телевизора среди огромной толпы, заполнившей стадион (между прочим, матч закончился со счетом 3:2 в пользу столичной «Ла Монтаньи»), он предугадал этот, казалось бы, легкомысленный поступок. Предугадал, что Альварес даже ради важного политического совещания не откажется от футбола. Для Даймонта это означало, что он достаточно изучил характер противника. Это давало возможность прогнозировать поведение Альвареса в схожих ситуациях.
Только сейчас Мигель Даймонт по-настоящему осознал, насколько опасен Альварес. В стране, где футбол пользовался почти фантастической популярностью, может быть, эта приверженность футболу и делала Альвареса столь популярной фигурой. Выступая на митинге, он оставался политическим деятелем — интеллигентом, отделенным пропастью от безграмотного индейца, прозябающего в нищем горном селении. Зато, сидя на трибуне стадиона среди тысяч болельщиков, Альварес становился человеком из народа, человеком, для которого чаяния простого люда являлись не чем-то умозрительным, а важной частью его жизни.