– «Ля Фантази», – подсказал Верлак.
– Да, точно. Словом, хозяин-бедняга изводится, думая, что, может быть, его сын продал вина из семейной коллекции только для того, чтобы было чем платить на таких вечеринках.
– Скажите Боннару, чтобы не спешил с выводами. Ни для кого не секрет, что его поместье – самая известная винодельня в Эксе. Есть воры, специализирующиеся на краже вин. Вообще-то… – Верлак умолк, снова надевая очки для чтения и глядя в свой «блэкберри». -Есть один бывший винный вор, который решил начать с чистого листа и теперь служит в парижской полиции. Вряд ли воровская шайка здесь, в Эксе, знает об этом человеке. Он работает также с «Кристис» и «Сотбис». Как я понимаю, своеобразный человек. – Он взглянул на экран телефона, пролистал страницу и наконец нашел то, что искал. – Вот фамилия судебного следователя из Сен-Жермена. Позвоните ему – возможно, он поможет Оливье Боннару и подскажет, как связаться с тем самым экспертом по краже вин. – Верлак записал фамилию и номер телефона и вручил листок Полику.
– Спасибо, – отозвался Полик. – Прямо сейчас и позвоню ему – надеюсь, он еще на службе.
– Кстати, завтра я еду в Париж по семейным делам, – вспомнил Верлак. – Дайте мне имя и адрес эксперта по винам, и я попробую заглянуть к нему. Этим человеком я уже давно заинтригован.
– Обязательно, – пообещал Полик. – Тысячу раз спасибо!
Верлак снял очки и посмотрел на Полика:
– Так какого вы мнения об этой мадам Даррас?
– Судя по ее фотографии, я бы сказал, что она вполне могла задержаться в парикмахерской. Элен однажды вздумалось покрасить волосы, так для этого понадобилось аж четыре часа. Как она злилась! Возможно, мадам Даррас до сих пор сидит под этой штукой вроде огромного колпака, – добавил Полик, жестами изображая полукруг над головой.
– Очень на это надеюсь, – отозвался Верлак. И подавил невольную улыбку, потому что его дюжий, каким и полагалось быть регбисту, комиссар, плавно разводящий руками над головой, вдруг приобрел некоторое сходство с балериной.
Глава 4
Исповедь винного вора
К своему району Верлак питал смешанные чувства. Он вырос в первом аррондисмане, в доме номер шесть на площади Пети-Пер, и любил его: отсюда в пешей доступности оказывался весь Париж или, по крайней мере, те его кварталы, которые он желал видеть. Однако этот район был отнюдь не спальным, зато заманчивым для туристов, любителей архитектурных красот и памятников. Хороших мясных и прочих продуктовых магазинов среди них попадалось немного, все располагались на значительном расстоянии друг от друга. Местные жители обычно ели вне дома или, как родители Верлака, отправляли прислугу за покупками в другие районы. Он остановился на вымощенной плиткой Вандомской площади, посмотрел в сторону «Ритца» и улыбнулся, вспоминая еще одного поклонника сигар, папу Хемингуэя, который освобождал бар этого отеля в 1944 году.
Верлак шагал дальше по Рю де ла Пэ, пересек границу второго аррондисмана и позвонил в дверь дома номер пятнадцать. Спустя некоторое время из домофона раздалось резкое «Да?», и он назвал свое имя. В домофоне послышался сигнал, дверь открылась, Верлак вошел в вестибюль, украшенный фресками. Поднимаясь по широкой каменной лестнице, судья останавливался на каждой площадке и читал медные таблички возле резных двустворчатых дверей. На третьем этаже он нашел то, что искал: табличку с надписью «Ипполит Тебо, эксперт по винам». Он негромко постучал, дверь сразу же открылась. Верлаку предстало зрелище, лишившее его на время дара речи. Эксперт по винам посторонился, пропуская гостя. Ипполит Тебо оказался отнюдь не человеком средних лет, каким Верлак представлял себе вора и по совместительству эксперта по винам. Татуировок у него не было, как и прочих признаков того, что он отсидел в тюрьме. Тебо, которому с виду судья дал бы немногим больше тридцати, был безупречно одет в синий бархатный пиджак, белые льняные брюки и ярко-синие кожаные туфли. Рубашка и галстук на нем были в синюю и белую полоску: широкие полосы на галстуке располагались горизонтально, узкие полосы на рубашке – вертикально. Волнистые светлые волосы он искусно укладывал на макушке, нос у него был длинным и тонким, губы полными. Словом, рослый и стройный, с мускулистыми плечами человека, регулярно посещающего тренажерный зал, Ипполит Тебо был красив.
Хозяин и гость обменялись рукопожатием, Тебо провел Верлака в гостиную и предложил кофе. Дождавшись, когда Верлак кивнет и даст сбивчивый утвердительный ответ, Тебо сделал почти балетный пируэт и грациозной походкой покинул комнату. Верлак услышал, как льется вода, потом включилась и зашумела кофемашина. По пути в гостиную Верлак лишь мельком заметил буйство ярких красок, но теперь, оставшись один, получил возможность осмотреться. Предметы, составляющие обстановку этой просторной комнаты, явно были куплены в разное время и в совершенно разных местах, но подобраны так, что общее впечатление получилось гармоничным. Очень длинный диван с резьбой был обит ярко-красным шелком – Верлак предположил, что венецианским. Рядом стояла зеленая бархатная кушетка без спинки, тоже с резными подлокотниками и ножками, а с другой стороны от нее – большое удобное синее кресло, круглая рама которого состояла из тонких параллельных стержней из нержавеющей стали, придающих основанию кресла сходство с птичьей клеткой. Это кресло, несомненно, из шестидесятых годов двадцатого века и скорее всего американское, гордо красовалось бок о бок с европейскими диванами на добрых два столетия старше его. Столики были преимущественно со стеклянными столешницами и все с разными основаниями; ножки некоторых, как ни странно, походили на бронзовые кости. На всех имеющихся поверхностях были расставлены небольшие скульптуры и статуэтки, в том числе прикрытые стеклянными колпаками – для пущей сохранности или чтобы привлечь к ним внимание. Ковры и настенные панно тоже пестрели яркой расцветкой, и только льняные шторы были белыми, отделанными по краю узкой черной каймой. Верлак отметил, что именно такой спокойный штрих необходим колоритному интерьеру этой гостиной.