— Совсем не летают?
— Да, аэродрома нет, вот и не летают.
— Господи, средневековье, — пробормотал Максим и, видимо, чтобы утешиться, залпом заглотнул изрядную порцию коньяку.
Нина и Алишер вернулись поздно. Но академик ждал их.
— Ну как наш Ташкент? — радостно вопросил он.
— Как всегда, прекрасен. — Нина просто падала с ног от усталости, а скорее всего от шампанского. — Я смертельно устала. Алишер, мой нож у тебя, дай его.
— Замечательный нож. Ну, спокойной ночи. — Рустем Ибрагимович проводил Нину до выхода из гостиной.
— Знаешь, зачем они приехали, папа? — заговорщицки шепнул Алишер, едва за Ниной закрылась дверь. — Я слышал их разговор от начала и до конца, они, собственно, при мне и разговаривали. За сокровищами б-е-к-т-а-ш-и, вот. И скоро улетают в Самарканд.
— Ну, за сокровищами так за сокровищами. Тебе тоже давно пора спать. Спокойной ночи.
Но сам академик Маймиев спать не пошел, у него еще было много дел, которые он почему-то не успел завершить, пока ждал возвращения сына и петербурженки с прогулки.
Рустем Ибрагимович потянулся к телефону.
Самарканд — город ошеломительный. Город и ошеломил Максима буквально с первого взгляда. Точнее, сначала его удивило появление в аэропорту города Самарканда вежливого низенького мужчины, которому Нина чуть на шею не бросилась от радости. О том, что кто-то будет их встречать, речи не было, Мурад дал адреса и телефоны местных политиков. Академик посоветовал среди политических встреч все же не забывать об их старине. И вдруг прямо у трапа такая бурная встреча.
— Аскерчик, милый! Как дела? Как ты узнал, что я приезжаю? — прыгала вокруг коренастого усача Нина.
— Ах, Нина-ханум, сердце подсказало, как проснулся сегодня утром, так думаю: поеду-ка я в аэропорт, чует мое сердце, что ярчайшая роза петербургских садов рядом. И… сердце меня не обмануло.
— А помнишь, какой важный был, когда только прилетел в Петербург. Ходил — прямо пыжился. — Легкая тень омрачила гладкое лицо человека по имени Аскер, очень легкая.
— Но с тех пор, как я узнал тебя, Нина-ханум, сердце мое вечно молодо и важным я быть не могу, как не может важничать соловей влюбленный…
Приторные комплименты быстро утомили Максима, но эти двое, видимо, могли беседовать таким образом до бесконечности.
— Пойду водички попью, — сказал он, чтобы как-то привести их в чувство. Но это не подействовало. Когда он вернулся, так и не обнаружив чего-либо водоносного, они продолжали в том же духе:
— Ах, я вспоминаю те дни, как сказку несравнимую с небылицами, что рассказывала Шехерезада…
— Нам еще в гостиницу надо устраиваться!
— Какая гостиница, зачем гостиница, вы мои гости!
— Да нет, лучше в гостиницу, мы гости беспокойные. — Максим хотел сохранить свободу действий.
— Вай, зачем хочешь меня радости лишить? Какое беспокойство? Хоть ты скажи ему, Нина-ханум!
— Правда, Максим, мы не потревожим Аскера, и у него ты сможешь познакомиться с очень интересными людьми.
Журналист, который отказывается завести интересное знакомство, вызывает подозрения, и Максим сдался. Может быть, напрасно он выбросил белый флаг так скоро.
Большой дом Аскера и впрямь мог совершенно безболезненно вместить десяток-другой гостей. Собственно, там жил не один Аскер. Как только они приехали, Максима и Нину подвели к живописному старику в просторных шароварах и в обширной рубахе белого цвета. Маленькая шляпочка у него на голове, с точки зрения Максима, тюбетейкой считаться не могла.
— Это Нина, из Петербурга, ата, — вежливо представил девушку Аскер. — Я о ней говорил, она мне очень помогла. А это журналист, тоже из Петербурга, Максим. Он с Ниной прилетел.
— Ас-салам алейком, — ласково поприветствовал их старик, причем смотрел исключительно на Нину, а Максима не замечал. — Дорогие гости в доме!
После ужина, шарахаясь в темноте, Максим пробрался в комнату, где поместили Нину. Она сидела поджав ноги и, видимо, размышляла, как удобнее свернуть кошму, которая должна была заменить ей кровать. Весь дом, включая комнаты для гостей, куда поместили Нину и Максима, был совершенно пуст, с точки зрения европейца. Низенькие столы, много ковров и посуду в нишах мебелью считать нельзя.
Максим с трудом высидел обильный и продолжительный ужин, все время ерзал, чтобы как-то расслабить постоянно затекавшие ноги. Так что спина ныла, а ноги гудели, хотя в тот день он исключительно сидел, или стоял, или лежал. Но до Нининой комнаты, несмотря на усталость, все же дополз.