— Но кому еще они могли понадобиться? Ты, наверное, сама засунула их куда-нибудь.
Нина глянула на объемный ком шмотья в углу — Максим никак не мог приспособиться к отсутствию элементарного шкафа или хотя бы полок — и процедила:
— Если бы они пропали у тебя, я бы не удивилась, но я — «засунуть» не могла. Я прекрасно помню, куда положила их вчера.
— И куда?
— В ту же папку, откуда взяла.
— А папку?
— В портфель.
— И что, папка тоже исчезла?
— Да. — Оба грустно замолчали. Нина — потому, что была педантична и расстроилась из-за непорядка, Максим — из-за внезапно проснувшейся подозрительности.
— А когда ты последний раз видела папку?
— Естественно, вчера, я не имею привычки любоваться чем-то без нужды. И вообще, в моих вещах кто-то рылся.
Прогрессивный журналист вздохнул:
— Если не я, значит, кто-то из здешних, твой Аскер, к примеру.
Столь логичное предположение крайне возмутило Нину.
— Ты думай, а уж потом говори. — Она даже задохнулась.
— Тогда я не знаю. Видимо, тайные посланцы твоих бекташи. Духи, оставленные охранять клад.
— Тогда как они догадались, что бумаги у меня? У тебя же тоже кое-что есть! Карта, к примеру!
Максим не поднимаясь, в два прыжка, добрался до фотоаппаратно-футболочной свалки. Карты не было. Еще пропала объемистая тетрадь, переданная сегодня местным демократом. У него так и не хватило времени в нее заглянуть.
— Ну вот. — Максим взглядом измерил сидевшую в уголке Нину, как будто она была причастна к таинственному исчезновению бумаг. — Допрыгались. — Теперь он сообразил, что неизвестные злоумышленники интересовались не легендарной казной ордена бекташи, а материалами, собранными местным борцом за демократию. Клад пострадал попутно.
Легче от этого не стало. Он давно дал себе слово не впутываться в грязную политику — и не потому, что был особо чистоплотным, просто участие в политических дрязгах мешает быть объективным. Максим же почитал объективность наивысшей журналистской добродетелью.
— Ладно, иди, — хмуро пробормотал он. — Все равно поедем в Бухару. Ты же сама говорила, что от плана толку мало, что ничего не сохранилось.
Едва за Ниной опустилась занавеска (двери в этом доме, возможно, и были, но ими не пользовались за ненадобностью), вошел Аскер. Кричали они довольно громко, и он, видно, пришел их мирить.
— Хорошая девушка, ты ее не обижай.
Максим нервно заталкивал в сумку вещи.
— Что у вас случилось то?
Максим, помотав головой, мол, ничего не случилось, приступил к укладыванию фотоаппаратуры. Даже расстроенный, в это занятие он вкладывал всю душу.
— Почему не отвечаешь? Обижаешь, да?
— Документы пропали. — У Максима не хватило воспитанности скрыть сей неприятный для хозяина дома факт. Аскер даже на ногах не устоял. Прямо как слабонервная девица.
— Быть не может. Что такое говоришь!
— Что есть, то и говорю, — безжалостно произнес Максим.
— Не может такого быть в этом доме! Искали плохо.
— Где тут потерять-то. — Максим обвел рукой и глазами лишенную мебели комнату.
— Потерять везде можно. — Аскер огляделся. — Что пропало-то? Паспорт, права?
— Нет, это на месте. Одна тетрадь, толстая, и фотография.
— Нины? Портрет? — разулыбался Аскер.
— Нет, фотокопия, для ее статьи. — О том, что и у Нины пропали документы, Максим сообщать не стал.
— А хорошо искали-то? — Аскер отодвинул в угол сумку и принялся переворачивать кошмы и циновки.
— Да не надо, туда-то как завалиться могло? — Максима растрогало столь деятельное участие. — Да Бог с ним.
— Не говори, слышишь, сейчас найдем, вот увидишь.
Самое забавное, что кавардак, учиненный Аскером, рьяно взявшимся за поиски, оказался не бессмысленным: в углу под ковром мирно лежала обличительная тетрадь, а чуть поодаль фотокопия карты. Максим остолбенел, то есть превратился в неподвижный предмет, вертикально установленный посреди комнаты. Но дара речи не лишился:
— Интересно, как они туда попали?
Аскер пожал плечами. Он искренне заинтересовался картой.
— Что это?
— Это Нина для статьи приготовила, я толком не знаю. — Посвящать Аскера в могучие кладоискательские планы не хотелось.
— А о чем… — Но степенный вопрос гостеприимного хозяина, оборвала Нина.
— Нашла, представляешь, под циновкой, как я ее туда засунула, не представляю, наверное, совсем сонная была.
— Наверное. — Максим и обрадовался, и огорчился, столько переживаний на пустом месте. Уже скоро вечер, а им пилить двести километров на автобусе.