— Все, я пошла домой, кассеты тебе помогут донести, а у меня семья ужином не кормлена, так хоть завтрак. — Наташа протянула скопированную кассету.
— И что дальше? — Саша повторил свой вопрос, как только они добрались до Лизаветиного кабинета.
— Сама не знаю, образуется.
— Не говори ерунды, куда ты это денешь?
— Здесь оставлю.
— Обе? А ты не переоцениваешь местную охрану?
— Да кто знает, что мы это сегодня сделали? Ты кому-нибудь говорил? И я нет. Прекрати. Эта боязнь собственной тени напоминает детские страшилки — в белом-белом городе, на белой-белой улице живет белая-пребелая рука, которая может все! — Лизавета тихонечко взвизгнула, чтобы проиллюстрировать пионерский ужастик. — Знаешь, есть такая болезнь, мания преследования, когда враги кажутся всемогущими и вездесущими, была особенно распространена среди любителей запрещенной литературы, им вечно мерещилось, что их подслушивают.
— Кое-кого и слушали.
— Больше сами друг на друга доносили!
— Я не хочу спорить о судьбах диссидентского движения. Куда ты спрячешь кассеты?
— В самое безопасное место. — Лизавета запихнула оба «мастера» в ящик стола и пояснила: — Там я сама ничего найти не могу, куда уж неспециалисту.
— А вторую? — Саша был последовательным и упорным.
Девушка хихикнула и, словно играя, запустила серую коробку под шкаф. Очень надежный тайник, с тех пор как уволилась старая уборщица Агриппина Васильевна, эта территория превратилась в белое пятно, которого не касалась рука или нога человека.
— Удовлетворен?
— По крайней мере не могу придумать ничего получше. Что с этими делать будем?
— Сейчас разберусь. Кое-что в наш архив — я обещала оставить на видном месте. А остальное — по принадлежности. Возьму с собой и займусь завтра вечером. Вот — готово. — Лизавета вручила оператору увесистый пакет. — Идем. Спать хочу — умираю.
Дальнейшее развитие событий поражало дикостью и нелепостью.
Странно устроен человек: такие времена, куда денешься, — сочувствует он, выслушав рассказ знакомого или не очень человека об уличном грабеже, квартирной краже или банковском мошенничестве. Все всё знают о разгуле преступности, разбойную действительность воспринимают как данность. И все же…
Лизавета не успела понять, что, собственно, произошло.
Она вышла со студии первой. Остановилась на ступеньках, именуемых в телевизионном просторечии «папертью». Саша задержался возле милицейского поста. Улица пустынна, воздух, свет. Сумеречное осеннее утро и тишина. Запало в память именно безмолвие.
Она не заметила, как кто-то подкрался из-за спины — резкий толчок, и она откатилась к припаркованному рядышком «БМВ». Черному или синему, Бог весть. Лизавета попыталась крикнуть, но от удивления или страха воздух царапал горло, как наждак. Чужие руки схватили ее за талию и горло. Гнули и крутили поясницу. Вполне спортивная девушка, Лизавета пробовала вырваться. Но опытный противник знал все уловки перепуганных жертв. Странно обожгло ухо. Наверное, криком. Кричал Саша Байков. Когда он появился, Лизавета тоже не поняла. И не могла понять — ее согнули, почти сломали и запихнули в черную пасть автомобиля. Рядом швырнули обмякшее тело Саши Байкова. И поехали — по привычной, за многие годы съемочных поездок досконально изученной дороге.
— Сашенька, ты что? Что с тобой? — Саша неумолимо сползал с широкого бээмвэшного дивана вниз, на пол.
— Очнись, ты что? Ну пожалуйста. — Лизавета тщетно тащила тело оператора. — Ты что! Да помогите же! — Она ударила человека за рулем по загривку, потом заколотила кулачками по оконному стеклу.
Прохожих не было, да если бы и попался кто навстречу, разве обратил бы внимание на причуды пассажиров фешенебельного авто. С жиру бесятся. Охота пуще неволи.
— Угомонись. — Водитель даже не обернулся, чтобы поглядеть на муху, пощекотавшую его затылок.
— Сейчас.
Вопреки расхожему киношному образу — когда пленников зажимают на заднем сиденье машины мощнотелые телохранители, — оба напавших на них бандита сидели впереди. Лизавета, плохо расслышавшая указание шофера, наконец-то догадалась подергать ручку двери, безуспешно. Комфортабельный «БМВ» был снабжен надежным механизмом блокировки дверей. Западногерманские производители считают, что сия мера помогает респектабельным владельцам спасаться от уличных хулиганов. У всякого благого начинания есть темный двойник — этот же механизм очень на руку автонасильникам и прочим преступным элементам, которые отныне могут не беспокоиться и не вязать руки-ноги своим жертвам — голыми руками качественные немецкие запоры не возьмешь.