— Им же кассеты нужны, — слабо улыбнулась Лизавета. — Где они, я знаю.
— Некоторые из них. Что ты ответишь, когда спросят, откуда интервью?
— Придумаю что-нибудь… — Девушка опять улыбнулась, улыбка получилась вялая, испуганная.
— Непросто врать людям, которые, приглашая на беседу, дают понюхать хлорэтил, а вместо приемной у них бетонный мешок с решетками. Так что давай прикинем, что, кому и как говорить… — Саша замолк, настороженно прислушиваясь. — Кажется, шаги, — и перешел на шепот, — ты ничего не знаешь, кассету нашла в архиве Кастальского. Меня наняла случайно.
Щелкнул замок. На пороге возник могучий мужик. Плечи — сажень, руки из-за бицепсов торчком стоят, прическа почти под ноль, только на узенький лобик струится жиденькая челка. Спортивный костюм «Рибок». Малиновый. На шее цепь, в руке — радиотелефон. Он был такой типичный, что Лизавета фыркнула. И почему-то перестала бояться.
— Чего пялишься? — неожиданно засмущался качок.
— Нет, что вы, ничего, — Лизавета машинально обращалась на «вы».
— Ладно, на выход.
Саша встал и помог подняться Лизавете.
— А ты сиди!
Девушка запахнула куртку и протиснулась в дверь.
Саша Смирнов сидел на Лизаветиной кухне. В изящных чашках стыл чай, бабушка Лизаветы, со строго поджатыми губами, — напротив, а кот куда-то спрятался.
— Значит, это ее сережка. Вы уверены?
— У Лелечки были такие. А в чем, собственно, дело?
— Если б я знал, если б я сам знал. Она вам что говорила? Когда обещала вернуться?
— Утром. Да вы пейте чай. Лелечка иногда задерживается.
— А ей кто-нибудь звонил?
— Вчера множество народу.
— А сегодня?
— Звонил какой-то мужчина. Почему-то не представился.
— Секундочку. — Саша Смирнов потянулся к телефону. — Привет, слушай у меня отгул есть… Помнишь за тот рейд. — Невидимый собеседник, судя по всему, страдал провалами в памяти, Смирнов злился. — Нет, ты так ему и передай, а погромом у «Горьковской» я займусь завтра. Ничего там не случится… Потерпят до завтра. Не первый раз поджигают. Они сами лучше знают, кто и за что… Тогда скажи, что я заболел, мне стало тошно… Уф. — он швырнул трубку. Поймал недовольный взгляд Лизаветиной бабушки и со вздохом исправил ошибку — снова поднял трубку и вернул ее на место бережно и аккуратно.
— Мария Дмитриевна! У меня к вам просьба. Вы только не беспокойтесь… Хорошо?
— А почему я должна беспокоиться? — Лизаветина бабушка славилась выдержанным, даже стойким характером. Саша Смирнов об этом не знал. Она часто волновалась по пустякам. Зато подлинные беды Мария Дмитриевна встречала мужественно.
— Вы только не переживайте. — Саша Смирнов психологию учил в милиции, где высшим пилотажем считалось убедить клиента в том, что он вовсе не пострадал или пострадал существенно меньше других, а посему повода для официального заявления не имеет.
Та же Лизаветина бабушка, приди она к Саше, не дождавшись внучки с работы, выслушала бы приблизительно такой набор аргументов: девушка могла отправиться по магазинам, могла пойти в гости к подруге, могла заночевать у мужчины, а не позвонила, не предупредила потому, что забыла. Раньше никогда не забывала? А сейчас забыла. А еще она могла уехать в другой город, тоже в гости. И очень может быть, вернется не скоро. Так что приходите через три дня. На этот раз оперативник Смирнов забеспокоился сам.
— Вы не волнуйтесь, может, оно все обойдется, может, я преувеличиваю…
— Что вы преувеличиваете, голубчик?
— Мне кажется, Лизавета попала в беду. Но я постараюсь сделать все, чтобы ее выручить.
— В беду… — с сомнением протянула бабушка, милицейская психология работала наоборот, — с чего вы так решили?
— Я поджидал ее у студии, а потом вот — сережка.
Тут Мария Дмитриевна и вовсе успокоилась. Ускользать от докучливых поклонников Лизавета умела блистательно. И проделывала такие трюки довольно часто, несмотря на бабушкины советы.
— Сережка действительно похожа… У вас чай остыл. Может, бутербродик?
Саша кивнул и принялся размышлять, как он может добиться желаемого результата, не ввергая старушку в панику. Придумалось не сразу.
— У вас есть параллельный телефон?
— Да, конечно.
— Вы не будете возражать, если я буду слушать, кто звонит.
— То есть как слушать? — Седые брови поползли наверх. — Мне сдается, что это… не совсем принято…