Девушка медленно покачала головой. Она все еще не могла опомниться.
— Это вас мы должны были найти? — продолжал задавать вопросы неизвестный ей мужчина.
— Не знаю, — с трудом выдавила ответ Лизавета. И тут ей на помощь пришел Саша Смирнов.
— Ее, ее, я нашел твоего «просто Павла», это его люди, представляешь, за час сумели организовать операцию. — Оперативник буквально захлебывался от восторга. Он знал, сколько времени занимает подготовка подобных мероприятий у официальных структур. Сколько нужно согласований, утрясок, увязок, и все равно накладок случается — не перечесть.
— Ладно, уведите их, — распорядился тот, кто был здесь за старшего.
— Пойдемте.
Два Саши — Байков и Смирнов — сопровождали Лизавету. Она шла с трудом, и не потому, что от побоев болело все тело, — она занималась спортом, была вполне тренированной для женщины. Слишком много сил отнял звериный гнев, разбуженный глупыми бандитами; теперь, когда пришли спасители, — по крайней мере пока они казались именно спасителями, ведь вместе с ними был оперативник, с которым она работала, — когда необходимость сопротивляться отпала, сил тоже почему-то не стало.
В вестибюле, спокойном и мирном, странно выглядели замаскированные бойцы, они сгрудились у входа, вероятно, ждали кого-то.
Вдруг дверь резко распахнулась, стремительно даже не вошел, а ворвался человек в строгом сером костюме, человек с ласковыми лучистыми синими глазами.
— Успели, я так и думал. — Мягкий баритон, спокойные интонации, никаких нервов. Он словно не видел изуродованного Лизаветиного лица. — Ладно, мы поехали, а здесь подчистите все, чтобы никаких следов, — обычные разборки.
Лизавета, которая только сейчас стала потихоньку приходить в себя, вздрогнула и пристально посмотрела на синеглазого мужчину.
— Я вас нагоню, — он обращался и к Лизавете, и к ее спутникам. — Подождите у машины…
У крыльца стояла серая «Волга», новенькая и блестящая. «Интересно, из каких соображений они пользуются только отечественными автомобилями?» — подумал Саша Смирнов. Синеглазый не заставил себя долго ждать. Он отодвинул в сторонку оператора и оперативника, бережно, с дипломатической сноровкой усадил Лизавету на заднее сиденье, сам устроился рядом. Знаком показал, что один из Саш может занять переднее сиденье, а второму лучше обойти машину и сесть на заднее, с другой стороны. Все безоговорочно подчинились.
— Сначала на всякий случай проконсультируемся с доктором, а потом кассеты и все остальное. Нет возражений?
Никто не сопротивлялся. Впрочем, и вопрос был задан скорее для проформы.
Лизавета зло поблескивала глазами, стакан (доктор, к которому привез ее «просто Павел», уверил, будто коньяк лучший антидепрессант) она сжимала так крепко, что побелели кончики пальцев.
Она забилась в уголок кухонного дивана, хотя обычно уступала это место гостям, и молчала. Молчала уже третий час.
Безропотно отдала спасителю Павлу кассету с передачей. Он поцокал, похвалил за скорость, пообещал устроить в эфир на первом канале. В ответ — ни звука. Потом ее отвезли домой. Оба Саши пытались выяснить, как им теперь быть — подниматься ли в квартиру вместе с девушкой или оставить ее одну. Руководил «просто Павел».
— Нам надо поговорить, поэтому сами понимаете. — Не приученный к субординации человек «свободной» профессии — оператор Байков немного повозмущался:
— Она и сама могла бы сказать. Что вы тут хозяйничаете? — Лизавета безмолствовала и подчинялась «просто Павлу».
Он же проявил себя как организатор высшего класса За десять минут все было готово для рекомендованных медициной терапевтических процедур. Привезенный проинструктированным водителем «Волги» коньяк, горячий чай, варенье и печенье, найденные «просто Павлом» в кладовых Лизаветиной бабушки и его собственное радушие. Он, видимо, везде и всюду чувствовал себя как дома. Безошибочно отыскивал чашки, заварку, ложки, ведомый инстинктом. Или он уже здесь побывал без хозяев? Лизавета чуть не застонала.
Павел же ничего не замечал. Ни молчания, ни злобы. Он весело болтал, по сути дела сам с собой. В паузах напевал и почти приплясывал.
— А вы так и не притронулись к коньяку. Я все замечаю. Это не дело. Доктор сказал — надо. — В голубых глазах шаловливая строгость, голос, как всегда, был мягче мохера. — И почему вы не задаете вопросы?
Только тут Лизавета с трудом разлепила губы. Говорить приходилось через силу. Боль железным тросом опутала щеки и челюсти. И еще было стыдно. Стыдно за свою недогадливость.