— Вы красиво говорите, Павел. Вас так зовут?
— Да, — почти отмахнулся от вопроса спаситель. — Я говорю то, что думаю. Это выход. Прикиньте.
— Сколько лет вы носили погоны?
— При чем тут это?
— Вы мыслите в двух измерениях. Прав — неправ. Виновен — невиновен. Причем право решать присваиваете себе — значит, — Лизавета коснулась пальцами плеча замершего над столом «просто Павла» — как минимум две большие звезды. Вы молодой подполковник или даже полковник. И вы будете определять, кого казнить, кого миловать. А потом… потом…
— Потом будет порядок. Потом каждый сто раз подумает, прежде чем положить в карман сотню или тысячу баков за услугу полукриминального характера. Ведь придется платить, как заплатил ваш Ка… Балашов, — моментально нашелся «просто Павел». — Но…
Лизавета не позволила себя обмануть:
— Вы… Все сходится. Убийство Кастальского — это вы. Зачем же вы лгали мне? — Девушка почти кричала. Она попыталась встать, но стол перекрыл все пути к наступлению.
— Я не сказал ни слова неправды. — Непреклонно улыбнулся. — Припомните — я говорил, что вы можете узнать, кто убил вашего коллегу, если поможете нам. Вы и узнали. Но я вовсе не называл имен. Так что…
— Все равно…
— Нет, не все равно. Вы играете не по правилам. Вы очень возмущались, когда вам растолковывали, что Кастальский играл не по правилам.
— За это не убивают.
— Это смотря какая игра! Ваш Олег прекрасно знал, кто и о чем его просит, когда я вышел на него с предложением. А потом он решил, что «Вся Россия» богаче. И отдал им информацию, в том числе и о Локитове. А этот Седунов, он на игле с шестнадцати лет. Он Балашову, точнее одному из балашовских людей, — верный пес. Его и подвели к Локитову. Конечно, не без посторонней помощи уголовник проник в номенклатурный поселок. Вот и игра. И в этой игре убивают. Вы это не заметили сегодня днем?
Лизавета растерянно дотронулась до распухшей щеки, рядом такое же раздувшееся ухо, и губы больше нормы.
— Заметила. Я тогда очень разозлилась.
— И сделали выбор. Мы все выбираем. Локитов, Кастальский, ваш опер, вы, я. А уж потом действуем. — «Просто Павел» поставил весомую точку — проглотив залпом почти целый стакан коньяку. И сразу размяк.
Он был милый и добрый. На самом деле. Когда человек захмелел, сразу становится ясно — притворяется он добрым или нет. Профессионально пристальный, ласковый, обволакивающий, забирающийся в душу взгляд бойца «Белой руки» не изменился под действием алкоголя. Совсем не изменился. Лизавета, как в зеркале, видела в его глазах себя, Сашу Смирнова, Сашу Байкова, Петербург и Россию. И видела правоту. Не просто правоту, а правоту убежденного. Он был прав, и все же она не могла с ним согласиться.
— Умные полководцы запрещают своим солдатам проводить конфискации — это такой военно-технический термин, прикрывающий откровенное мародерство. Умные полководцы знают — сегодня солдат возьмет по приказу то, что необходимо армии, а завтра — сам и то, без чего не может обойтись мирное население. И вы. Сегодня вы убиваете по приказу — того, кто пьет кровь Отечества, а завтра — того, кто мешает лично активисту вашей «Стрелы» или «Руки». Скажем, жену у него увел, пока активист приводил приговор в исполнение. И во что выродится благородная задумка? Эскадрон смерти подпишет смертный приговор правосудию, как таковому!
— А сейчас вы опираетесь исключительно на правосудие! — «Просто Павел» прервал гневный монолог вовремя, как опытный полемист, он почуял спад в речи оппонента. Лизавета, обычно умелая спорщица, только тихонько вздохнула в ответ:
— Нет. О правосудии говорить не приходится…
— Вот видите! — живо откликнулся собеседник. Но живость тут же улетучилась.
— Громоздить беззаконие на беззаконие — это выбор? Вы правы даже не на сто, на триста процентов. Воруют, предают, убивают, вопрос «Есть ли для вас хоть что-то святое?» вызывает здоровый, точнее нездоровый, дурацкий смех. Только ваше решение — это не выбор, это — западня.
Девушка замолчала. Со стороны «Белой руки» возражений тоже не было.
Над терапевтически-профилактическим квадратным столом повисли грусть и растерянность.
«Просто Павел» мог повторить свои доводы, которые никто и не опровергал. Лизаветины же аргументы разбить не получалось. Зато получился порочный круг. И именно внутри этого круга необходимо сделать выбор. Единственно правильный. Иначе — смерть.