«Ну, спроси, спроси», — мысленно понукала учителя Нина, но тот уже начал перечислять имена своих коллег, друзей и учеников, которым непременно следует передать от него большой-пребольшой «салам» и пожелание всяческих благ.
— Хорошо, непременно передам… Да, и ему, обязательно. Вы звоните Василий Леонтьевич. Не забывайте меня, нас, — сказала Нина профессору Качеву, когда он начал прощаться. Слабая, но надежда, что грядущие звонки великого ученого из Петербурга заставят этих людей отказаться от крайностей. Нина, помедлив, аккуратно положила трубку и робко оглянулась. И Аскер, и Махмуд-ата, хозяин дома, пристально наблюдали за ней. В глазах у обоих — странный коктейль: тревога и угроза в равных пропорциях. И сверху коктейль припорошен сахарной пудрой показной ласковости.
— Ну как поговорили, Нина-ханум? — Аскер, переполненный почтением к профессору Качеву, вдруг перешел на «вы» — это после трех совместных лет в аспирантуре, после общих предэкзаменационных переживаний и вечеринок по случаю успешного преодоления очередного препятствия. Забыто все — только угроза, тревога и почтительность. Запад есть Запад, Восток есть Восток, — Нина вспомнила Киплинга и вдруг успокоилась. В ней проснулся этнограф, специалист. Все стало ясно, как Божий день. Теперь она знала что делать!
— А где Максим? — Легкое замешательство. Первым опомнился Махмуд-ата:
— Уехал, сразу, как позавтракали, уехал. Сказал, не знает, когда вернется.
Аскер лукаво подхватил:
— Можем поехать за ним, Нина-ханум. Догоним, если будет на то воля Аллаха.
— Пожалуй, не стоит. Я лучше в саду поработаю. Где мои бумаги? — решительно оборвала его Нина.
Хватит жить по чужому уставу. Вчера это ни к чему хорошему не привело. А Максим скорее всего где-то здесь, раз Аскер и Махмуд-ата пытаются уверить ее в обратном.
— Все на месте, Нина-ханум, где и было.
Ее комната преобразилась — ни следа не осталось от учиненного погрома, даже шторы новые повесили. И все ее бумаги чудесным образом вернулись. Нина не стала задавать лишних вопросов. Уселась на пороге, чтобы вновь не вздумали запирать двери, и сделала вид, что погрузилась в тексты. Аскер, проводивший ее до дверей, удалился. Но Нина не тешила себя иллюзиями — наверняка кто-нибудь да наблюдает за нежелательной беспокойной гостьей.
Выход нашелся на удивление быстро — Нина вспомнила о сундуке, стоявшем в свободной комнатухе, ночью она обратила на него внимание и даже собиралась укрыться в нем, если Аскер со товарищи начнут ломать двери. Тогда, мельком заглянув в сундук, Нина заметила чачван, а где чачван, там и паранджа. Очень удобное одеяние для тех, кто предпочитает анонимность.
Максим снова сидел в темнице. Правда, не в такой обширной, как предыдущая. Сидел и ругал себя за отсутствие репортерского чутья — не следовало так открыто шагать по шоссе на вражеской территории. Так он, как салага лопоухий, своими ногами пришагал в неволю. Едва рассвело, едва появилась надежда, что удастся подхватить утреннюю машину, как вновь появились его мучители. Схватили, связали, бросили в багажник «Волги», привезли в какой-то дом. Потом объяснили, что, ежели он хоть слово вякнет, плохо будет не только ему, но и Нине. Потом показали за завтраком девушке. Он, как человек благородный, вел себя примерно. Нина весь этот спектакль приняла за чистую монету.
И вот теперь он, король российской прессы, сидит в узкой и очень глубокой яме. И небо в клеточку. В полном смысле этого слова, потому что единственный вход в темницу — он же дверь, он же окно — прикрыт чугунной решеткой. Единственное преимущество — сухо и прохладно. И можно не рыпаться: традиционный азиатский зиндан усовершенствовали — одели стенки бетоном. Так что повторить подвиг Лоуренса Аравийского или какого-то другого мужественного британца, очутившегося в подобной и тоже азиатской тюрьме и совершившего дерзкий побег, не удастся. Остается лишь вспоминать ярко прожитые годы.
Злодеи, поймавшие его во второй раз, пощадить не обещали. В общем — засада. Максим даже не думал о том, как здорово он все это опишет сначала в газетных очерках, а потом в сугубо документальной книжке. То есть Максим отчаялся. Единственный человек, который мог его выручить, — Нина, смешное и рассеянное существо, влюбленное в Восток, по уши погрязшее в витиеватых рукописях и ритуалах. Ее обмануть нетрудно, сама рада обманываться.