Эллис Питерс
Смерть на земле горшечника
Глава первая
В 1143 году, через неделю после закрытия ярмарки, приуроченной ко дню Святого Петра, монахи бенедиктинского монастыря Святых Петра и Павла вернулись к своим обычным занятиям. Было начало августа, стояла сухая, благодатная погода, и урожай хлебов уже свезен был в амбары. Посчитав, что это подходящее время, брат Мэтью, келарь, вынес на обсуждение капитула суть одного дела, которое он во время ярмарки уже несколько раз обсуждал с приором августинского монастыря Святого Апостола Иоанна, что в Хомонде, в четырех милях к северо-востоку от Шрусбери.
Хомонд был оплотом Фиц Алана, а сам он, сторонник императрицы Матильды, попал в немилость к королю Стефану и был вынужден бежать после того, как пала под натиском королевского войска обороняемая им крепость Шрусбери. Впрочем, ходили слухи, будто Фиц Алан, вернувшись после своего бегства во Францию, вновь оказался в Бристоле, в войске императрицы. Как бы там ни было, многие из арендаторов Фиц Алана считали себя подданными короля Стефана; они не покладая рук трудились на своих угодьях, и Хомонд процветал. Так что монастырь Святого Апостола Иоанна был в высшей степени достойным и выгодным соседом, с которым можно было при случае иметь дело, причем к обоюдной пользе, а тут, как считал брат Мэтью, как раз и представился такой случай.
— Предложение об обмене участками земли исходило от обители в Хомонде, — сказал он на собрании капитула. — Но это выгодно для обоих монастырей. Я уже представил все необходимые данные отцу настоятелю и приору Роберту, у меня есть черновые планы обоих земельных участков, о которых идет речь, оба они примерно равны по площади и по прочим своим достоинствам. Один участок, которым владеет наш монастырь, расположен в нескольких милях от Хотона и со всех сторон окружен землей, подаренной Хомондской обители. Так что нашим соседям выгодно присоединить этот участок к своим владениям. Ведь они сэкономят на этом время и силы для его обработки. А земля, которую обитель в Хомонде желает обменять, расположена на ближайшем к нам участке манора Лонгнер, всего в двух милях от нашего аббатства и довольно далеко от Хомонда, что для них явно неудобно. Здравый смысл подсказывает, что следует согласиться на этот обмен. Я уже видел эту землю и считаю, что нам это выгодно. Таково мое мнение.
— Если эта земля — на ближайшем к нам участке манора Лонгнер, — подал голос брат Ричард, субприор, уроженец здешних мест, хорошо знающий окрестности, — то она должна быть расположена близко к реке. Не грозит ли этому участку наводнение? — спросил он, обратившись к брату Мэтью.
— Нет, не грозит. Северн протекает рядом — это верно, но берег со стороны реки высокий, луг отлого поднимается вверх, к вершине холма, где растут деревья и кустарники. На берегу реки было несколько ям с глиной, но, думаю, глины в них уже нет. Это поле называют Землей Горшечника. Кстати, это та самая земля, которую арендовал брат Руалд еще пятнадцать месяцев тому назад, до того как решил принять постриг в нашем монастыре.
Легкое движение прошло по залу — все присутствующие повернулись в одном направлении и их взгляды остановились на брате Руалде. Это был молчаливый и серьезный монах, еще не старый, но возраст которого трудно было определить, благообразный, с правильными чертами вытянутого, аскетического лица. Брат Руалд все еще проводил молитвенные дневные часы, погруженный в некий экстаз, ведь он лишь два месяца назад принял монашеские обеты. Непреодолимое желание стать монахом, которое он почувствовал после пятнадцати лет супружеской жизни и двадцати пяти лет, отданных гончарному ремеслу, стало таким необоримым, что он не в силах был этому противостоять и обрел душевное успокоение только тогда, когда смог попасть в монастырское братство. И это чувство покоя с тех пор, казалось, не покидало его. Вот и сейчас, когда все взгляды были обращены на него, брат Руалд оставался совершенно спокоен. Каждому была известна его история, запутанная и странная, но это его ничуть не смущало. Главным для него было то, что он достиг своей цели.
— Это — доброе пастбище, — после короткого молчания ответил он на незаданный вслух вопрос. — А при необходимости его можно вспахать и засеять. Лежит это поле гораздо выше обычного уровня подъема воды в Северне. Конечно, я могу говорить только о том, что знаю.
— Это поле, кажется, чуть меньше по площади, — рассудительно заметил брат Мэтью, рассматривая план на пергаменте. Склонив голову набок и прищурив один глаз, он прикидывал размеры участков. — Но такое удобное расположение позволит нам тоже сберечь и время, и силы. Я уже сказал, что считаю этот обмен честным и справедливым.
— Земля Горшечника! — медленно произнес приор Роберт. — Так ведь называлась земля, купленная за тридцать сребреников, полученных Иудой за свое предательство. В ней хоронили бездомных бродяг. Надеюсь, это название не послужит дурным предзнаменованием.
— Но это поле так прозвали благодаря моему ремеслу, — ответил Руалд. — Я ведь гончар, иначе — горшечник. А земля всегда безгрешна. Ее могут запятнать лишь наши поступки. Я честно трудился на ней, пока не понял, к чему на самом деле мне следует стремиться. А земля эта добрая. Она может принести гораздо больше пользы, чем моя мастерская и печь для обжига. Для них хватило бы и узкого двора.
— А удобен ли доступ к этому полю? — осведомился брат Ричард. — Ведь оно лежит далеко от проезжей дороги, на другой стороне реки.
— Затруднений не возникнет, — ответил брат Руалд. — Немного вверх по течению есть брод, а совсем близко к участку имеется и переправа.
— Ведь эту землю год назад подарил Хомонду Юдо Блаунт-старший, владелец Лонгнера, — напомнил присутствующим брат Ансельм. — Будет ли он участвовать в этом обмене? С ним уже велись переговоры, он не возражает? — обратился он к брату Мэтью.
— Я должен напомнить, — ответил келарь, как всегда, хорошо осведомленный обо всем происходящем в округе, — что Юдо Блаунт-старший скончался в начале этого года в Уилтоне. Он находился в арьергарде, прикрывавшем отступление королевского войска. Нынешний владелец Лонгнера — его сын, тоже Юдо. Да, с ним мы говорили и не встретили никаких возражений. Подаренная его отцом земля является собственностью обители в Хомонде и может быть использована нашими соседями с наибольшей Для них выгодой, чему явно послужит этот обмен. Так что никаких препятствий нет.
— А не будет ли для нас каких-нибудь ограничений при распоряжении этой землей? — строго спросил приор. — Соглашение будет составлено на обычных условиях? То есть — каждая из сторон вольна будет по своему усмотрению использовать эту землю — строить на ней, или же распахать ее, или устроить пастбище?
— Да, это оговорено. Нам не воспрещается любое ее использование.
— Сдается мне, — вступил в разговор настоятель, аббат Радульфус, обведя взглядом свою паству, — сегодня мы уже выслушали достаточно по этому вопросу. Но если кто-то желает что-то добавить, пускай говорит.
Воцарилось молчание. Многие вновь обратили свой взор на серьезное лицо брата Руалда, ожидая, не скажет ли он чего-нибудь еще. Но тот вновь погрузился в свои мысли. А ведь никто лучше него не знал достоинств этой земли, ведь он арендовал ее много лет! Видно, он сказал все, что должен был сказать, и не считал нужным что-либо к этому добавлять. После того как он ушел в монастырь и посвятил себя Богу, все, что было связано с его прошлой жизнью, — земля, дом, ремесло, его близкие, — все для него, как видно, перестало существовать. Он ни с кем не делился своим прошлым, возможно, он никогда о нем и не вспоминал. За все время, проведенное в монастыре, он ни разу не изъявил желания навестить свой покинутый дом.
— Хорошо, — подытожил аббат, — мне ясно, что обе стороны только выигрывают от этого обмена. Теперь, брат Мэтью, посоветуйся с приором, составь нужные бумаги, и, как только будет определен срок обмена, мы засвидетельствуем эти документы и скрепим печатью. А после этого пусть брат Ричард и брат Кадфаэль осмотрят участок и решат, как нам лучше использовать его, чтобы извлечь наибольшую пользу.