Склонился к приемнику и нашарил станцию, передающую «Болеро» Равеля. Уселся удобней и обратился, наслаждаясь, в слух.
— Сделай потише, — наклонился к Костиному уху Сергей, — а то шагов не слышно. Еще прихватит врасплох Перебейнос!
Он отошел и остановился посреди гостиной, не спеша обвел ее глазами. Мимо портретов взгляд не пронесешь, обязательно на них остановишься. А рядом с дверью в спальню простенок украшен симметрично расположенными блестящими шляпками обойных гвоздей. В центре замысловатых фигур, по диагонали, в стену наглухо вделаны три картинки, каждая величиной в шахматную доску. На двух изображены люди среди деревьев и у подножья горы. Выписаны они с большим тщанием, сделаны мастерской рукой. А третья словно ребенком нарисована. Коричневая вода, а на гребне волны — фиолетовая пена, вдали виднеется не то оранжевая пальма, не то порванный парус. Сергей переводил взгляд с картинки на картинку, пытаясь понять, чем привлекла хозяина виллы аляповатая неумелая мазня.
Костю заинтересовали непонятные перемещения и манипуляции друга, а сама картинка не привлекла внимания. Импрессионистов он судил по плохоньким репродукциям и удивлялся ажиотажу, который вокруг них развернулся. Он увидел, как Сергей наклонился к картине, кончиками пальцев провел по еле выступающей над тиснеными обоями рамочке, потом передвинул руку к декоративным шляпкам гвоздей. Лисовский не сдержал любопытства, подошел к земляку и с возрастающим изумлением следил за его действиями. Тот, с головой уйдя в свое занятие, добрался до четвертой позолоченной кнопки. Надавил, она не сдвинулась с места, попытался зацепить ногтями за края, ничего не получилось. Парень шумно передохнул, но не отступил. Опять надавил большим пальцем на ребристую поверхность и повел шляпку вправо, по часовой стрелке. Она поддалась и повернулась до отказа.
— Послушай! — одними губами попросил Сергей, но Лисовский услышал и бесшумно подкрался к двери. Постоял, припав ухом к филенке, вернулся и кивнул: все в порядке.
Сергей сунул недокуренную сигарету в пепельницу, короткими, не успевшими отрасти ногтями кое-как зацепил фальшивую шляпку и вытянул ее сантиметра на два. Сама собой отошла и приоткрылась потайная дверца с картинкой. Парни озадаченно переглянулись, страшась заглянуть в квадратное отверстие. Словно сговорившись, разом наклонились. С края глубокого темного тайника в кобурах лежали пистолеты, магазины с патронами, металлические надульники с резьбой, а подальше — плотно сложенные пачки бумаг, перетянутые резинками.
Пачек Груздев сперва не заметил. Он обрадованно схватил ближайшую кобуру, расстегнул клапан и вытащил револьвер. «Парабеллум, — расплылся он в довольной улыбке. — Вычищен, смазан, будто с завода». Проверил все три пистолета. Исправны, магазины полностью снаряжены патронами. Один себе взял, другой отдал обрадованному Косте, а третий вместе с пустыми кобурами положил обратно в тайник. Закрыл дверцу, поставил в исходное положение шляпку фальшивого обойного гвоздя.
Вернулись к гремевшему фокстротом радиоприемнику, сели, сгорая от желания поговорить. Но молчали, боясь выдать себя громкими взволнованными голосами. Лисовский наклонился к другу и под гнусавое завывание саксофона спросил:
— Как ты догадался о тайнике?
— На ловца и зверь бежит! — признался парень. — Такие картинки и я в школе малевал, потому и подумал, а на фига буржую эта мазня...
Костя беззвучно расхохотался и закашлялся. Сергеи сперва удивленно, потом с обидой смотрел, как земляк чуть не падает на пол от смеха и кашля.
— Шибко ты смешливый, как я погляжу. Я про дело толкую, а тебе хаханьки...
— Прости, Сережка. Но пойми, эта мазня стоит дороже тех двух...
— Иди ты! — оторопело уставился на него Груздев и повел взглядом по картинам. — А я думал, хозяин налепил, чтоб никто на нее не позарился.
— Знатоки с руками оторвут картину.
— Вот бы не подумал!
— Зачем ты мне с пистолетом флянец дал?
— Не флянец, а надульник для бесшумной стрельбы. На фронте мы фрица в разведке взяли, у него такой же на пистолете был привинчен. С пяти метров выстрела не слышно.
— Будешь стрелять?
— Не-е знаю... Разве в крайнем случае, и то не до смерти... Кончай разговор, а то Перебейнос услышит.
Ночь для Лисовского выдалась беспокойной. Он знал, что не уснет, если на следующий день предстояло серьезное дело. Командир эскадрильи проведал о его бессоннице и накануне никогда не сообщал о важных заданиях. Парень вертелся с боку на бок, крепко смыкал веки, пытался дышать равномерно, считать до тысячи, но сон не приходил.
А Сергей крепко спит, шумно дышит. Костя ему позавидовал. Стоит другу обрести цель, как он успокаивается. Видит, наверное, ольховские сны, побывает ночью в родном селе. А чуток скрипнули под Лисовским пружины матраса, и земляк притих, словно прислушался. Поди, влипла в ладонь рукоятка спрятанного под подушкой пистолета, готов отвести предохранитель и нажать на гашетку. Лисовский успокоился, шумно задышал и мгновенно уснул.
Утром, чуть поредел мрак, по привычке поднялись. За окном, как и обычно, сырая морось, грязновато-серый туман. Неприязненно вслушались в глухую тишину. Сперва после лагеря наслаждались покоем, радовались безмолвию, а сейчас мертвый дом давит на нервы, вызывает тревожную настороженность. Ни звука шагов, ни человеческого голоса, ни звонкого смеха.
После завтрака отправились в сад. Сошли с последней ступеньки лестницы в холл и почувствовали ощупывающий взор охранника. Рука невольно потянулась прикрыть карман, в котором лежал пистолет. Парни еще не слышали голос Перебейноса, не знали, спит ли он когда-нибудь. Спустись в любое время, наткнешься на его немигающий взгляд.
- Зырит, варнак, будто ужалить намеревается, — с ненавистью проговорил Сергей, едва отошли от дома. — У меня рука не дрогнет пулю всадить.
— Не стоит руки марать, — отозвался Лисовский и озабоченно спросил: — Если Гарри приедет днем, что мы будем с девушкой делать?
— Это хуже, — помедлил Груздев. — Если закрыть в комнате или погребе, дома хватятся, на розыск кинутся... Посмотрим по обстановке.
Подняли воротники пальто, поглубже нахлобучили шляпы, сунули руки в карманы. Ветер зло хлещет в лица, а не в силах разогнать густой туман.
— Я продрог, — зябко поежился Костя, — вернемся в дом. От плана не отступаем?
— Ни в коем случае, да и отступать некуда, — решительно проговорил Сергей. — Стрелять, если не будет выхода. Бей в руки или ноги, чтоб не поднялись.
Из караулки выглянул солдат, неприязненно цыкнул слюной сквозь зубы и захлопнул дверь. Перебейнос устроился в кресле у камина, проводил парней взглядом до гардероба. Они торопливо разделись, поднялись на лестницу с резными перилами, и Костя удивленно замер, услышав негромкий свист. Прислушался, узнал мелодию песни американских летчиков: «Мы летим, ковыляя во мгле, мы к родной подлетаем земле...» Оглянулся, охранник смолк и впервые отвел глаза...
Сторн появился вечером, когда Сергей и Костя устали его ждать, разочарованно решили, что нынче он не придет. Улыбка во весь рот, белоснежные зубы, румянец на щеках, запах незнакомых духов. Поздоровался, плюхнулся в кресло, ноги по привычке забросил на стол. Плеснул виски в стакан, разбавил содовой, отпил и весело проговорил: — Хорош Париж! Усталость как щетину сбривает. Побывал в «Максиме», цены спекулянтские, зато удовольствий тьма... Много бочек нагрузили, всю дорогу лихо пили, капитан глядел на нас, словно мы его топили!.. Песня про Эри-канал, моя любимая...
Костя, побледнев, стоял, облокотясь на приемник, а Сергей прислонился к стене под портретом, за которым скрывалось подслушивающее устройство. Гарри увлеченно рассказывал о Париже и вдруг заметил, что его слушатели хмуры, молчаливы и одеты по-дорожному.