— Мне некогда сказки слушать. Отвечайте, или прикажу расстрелять как шпионов.
— Мы выполняли специальное задание, штурмбаннфюрер, и отчитаемся перед теми, кто нас послал.
— Вывести и расстрелять, — вернулся немец к камину. — Курт, не забудь насчет дров...
— Вы сделаете большую ошибку, штурмбаннфюрер. В нашей судьбе заинтересован рейхсюгендфюрер...
- Вывести!
В комнатушке парней опять уткнули носом в стену. Теперь и Сергей разобрался в обстановке. Прикинул, в какую историю они влипли, аж холодок пробежал по спине. Столько кружили, такое пережили и снова у немцев оказались. Зря Костя ерепенится, пусть сразу расстреляют, чем попасть в гестапо на страшные муки. По жилке душу вымотают. Броситься на радиста, да его же башкой долбануть по аппаратуре. Одной очереди на обоих хватит...
— Не дури!..
— Молча-ать! — заорал часовой от двери и угрожающе передернул затвор карабина.
— У нас нет времени выяснять ваши странные обстоятельства, — сухо сказал Курт, когда вышел от штурмбаннфюрера. — Отправим вас повыше, где во всем разберутся. Советую быть правдивыми и откровенными. Там шутить не любят.
Ехали в «джипе» с американским звездно-полосатым флажком на капоте и белыми звездами в круге на бортах. Дорога в выбоинах, до кюветов разбита и размята гусеницами танков и самоходных орудий. Рыхлые снежные островки сплошь запятнаны мазутом и солидолом. Рядом с шофером солдат, да еще двое сжимают парней с боков. Не двинуться, не повернуться.
Лисовский замер, невольно вздохнул. Получено несколько часов или дней отсрочки. А что дальше? Из машины не уйдешь, охрана настороже. Нечаянное движение, и на запястьях сомкнутся наручники. Придется выжидать, когда гитлеровцы ослабят бдительность. Он назовет фамилию Зоммер, вспомнит Бломерта, и до ответа из Берлина нужно бежать. Наблюдения не снимут, но вести его будут не слишком рьяно. Им необходимо вывернуться, раствориться в людской массе. А если отправят в Берлин?!
Дорога петляла в гуще лесной чащобы, среди могучих деревьев, бежала мимо древних развалин, грубо отесанных гранитных глыб, по краям горных отвалов. Порой машина зависала над глубокими пропастями, в пустоте с бешеной скоростью вращалось колесо и пассажиры невольно затаивали дыхание, судорожно хватались за брезентовые ремни. Но водитель каким-то чудом выравнивал «джип», и тот продолжал наматывать головокружительные километры.
— Пристрелим, да обратно, — зло ткнул Сергея локтем его сосед. Доложим, при попытке к бегству...
— Приказ! — отозвался старший с переднего сидения. — И мне риск ни к чему.
— Оберштурмфюрер по рации сообщил о нас в штаб, — сдержанно проговорил Лисовский. — Нас ожидают... С каких пор немецкие солдаты пренебрегают приказами офицеров?
В тишине натужно рокотал мотор, в свете фар замелькали частые снежные хлопья, похожие на резвящихся среди цветов бабочек-капустниц. На крутом повороте машину занесло, пассажиры навалились друг на друга.
— Немцы?!
— Офицеры СС, фронтовики.
— Извините, мы думали — французы.
— Считаю инцидент исчерпанным.
На выезде из леса нарвались на боевое охранение. Над «джипом» нависли разноцветные трассы пулеметных очередей. Из машины выскочил старший конвоир и фонариком подал условленный световой сигнал. Выстрелы прекратились, к вездеходу вышли трое вооруженных немцев. Вполголоса обменялись паролем и отзывом, часовые показали проезд через передний край. И снова скопище танков, броневиков, самоходок, грузовиков. Боевая техника с тевтонскими крестами окончательно встревожила Костю. Немцы готовят крупное наступление, а союзники о нем и не подозревают, отводят с фронта войска на отдых.
«Джип» остановили у контрольно-пропускного пункта. Подошел эсэсовец, подозвал к себе старшего конвоира. Парням странно видеть, как перед невысоким плотным черномундирником в струнку тянется верзила в американской армейской форме. После переговоров Костю и Сергея вытолкнули из вездехода.
— Поедете со мной, — сказал эсэсовец, — советую не глупить.
Во вместительном черном «хорхе» парней снова зажали немцы с боков, ни повернуться, ни вздохнуть свободно. После вчерашней суматошной дороги с Жаном, длинной кошмарной ночи Лисовский совсем сник, ссутулился. Грудь опять заложило, легкие с натугой вбирали воздух, с хрипом выдыхали. Эсэсовец почувствовал обжигающий жар от соседа, попытался отодвинуться:
- Тиф?! — Простуда и раны. Тот несколько успокоился, но не придвигался, и Костя вольно откинулся на сидение. Выехали на укатанное широкое шоссе, и забился, забуянил вокруг машины встречный ветер. Лепил на лобовом стекле причудливые снежные силуэты, с которыми еле управлялись щетки бойких дворников. К линии фронта непрерывным потоком катили танки, самоходки, грузовики, бензовозы. Впервые после Польши увидел Сергей столько немецкой боевой техники. Всюду регулировщики, заставы, контрольные посты, мотоциклисты полевой жандармерии.
К мрачным стенам старинного рыцарского замка подъехали хмурым промозглым утром. С тяжелых клепаных металлических ворот начались строгости. Через каждые десять метров у эсэсовцев проверяли документы, в темных переходах лучами фонариков ощупывали парней. Шли гулкими коридорами, двое эсэсовцев впереди, двое — сзади. Сергей поддерживал Костю, которого шатало из стороны в сторону. В штабе, похоже, никто не спал. Куда-то спешили офицеры с папками в руках, сквозь двери доносились громкие телефонные разговоры, пулеметной скороговоркой стучали пишущие машинки.
— Гюнтер! Герберт! Вы живы?! — бросился к парням коренастый гауптштурмфюрер. — Газеты сообщили о вашей гибели! — Ты их знаешь, Отто? — удивился эсэсовец. — Да. Они из команды покойного штандартенфюрера Пауля Бломерта. Я с ними в госпитале в Польше лежал. Куда их ведешь?
— К Грассману в разведотдел. Их захватили в Арденнах. Утверждают, что бежали от американцев...
— Стоп! Грассман подождет, а оберштурмбаннфюрер охотно с ними поговорит. Его интересуют люди с той стороны, а тут свои парни...
В приемной, обставленной старомодной дубовой мебелью, с лохматым ковром на полу, пахло мышами и плесенью. От громоздкого стола с вычурными пузатыми ножками еле оторвал голову дежурный адъютант.
— Одну минуту! — проговорил Отто и скрылся за массивной дверью.
Лисовский и Груздев узнали старого знакомца по госпиталю для выздоравливающих танкистов. Он почти не изменился, разве лицо несколько осунулось и построжало. Костя помотал головой, потер виски, надеясь избавиться от сильной боли, собрать силы для предстоящего поединка. Нужны четкие и ясные ответы на вопросы, чтобы они не вызывали кривотолков, избавили от дополнительных уточнений. От его ответов зависят и жизнь, и смерть...
Занднер вышел из кабинета и обратился к эсэсовцам:
— Можете идти. Оберштурмбаннфюрер берет парней на себя. Генрих, напиши им расписку, — кивнул он сонному адъютанту. — А это что?
— Оружие, деньги и документы, отобранные при обыске. Хайль Гитлер!
— Как вы попали в Бельгию? — спросил Отто, когда за эсэсовцами закрылась дверь.
— Длинная история, Отто, — устало отозвался Костя и оживился. - В лагере под Льежем мы встретили Ганса, твоего дружка.
— Мне его дружба едва жизни не стоила, — поморщился Занднер. — Если бы не Скорцени... Как он ведет себя в плену?
— Казнен по приговору фемы.
— Интересно... Он вроде угря, умел обходить опасность.
— Он нас выдал американцам. Переводчиком у коменданта лагеря устроился.
Дверь шумно распахнулась, ее проем занял огромный, под косяк, широкоплечий детина. Сонный адъютант и Занднер мгновенно вскочили и вытянулись, следом поднялись и парни. Мужчина острым наметанным взглядом окинул их с головы до ног и сказал гауптштурмфюреру:
— Заходи, Отто, со своими камрадами.
Скорцени в отлично сшитом мундире, бриджах в обтяжку, высоких сапогах, несмотря на свой двухметровый рост, выглядел стройным и элегантным. Повернул стул спинкой вперед, верхом устроился на сидение. Повернулся к парням округлым лицом со шрамом на щеке, уставился зелено-голубыми, чуть навыкате, глазами. Крупные руки с развитыми кистями скрестил на спинке стула.