– Расскажи.
И Ева рассказала – потому что ему она могла рассказать почти обо всем.
Свернувшийся калачиком ребенок, расплывчатые силуэты…
– Думаешь, это была твоя мать? – спросил Рорк, помолчав.
– Не знаю! – Еве захотелось встать и немного подвигаться – она все еще пыталась найти своему забытью рациональное объяснение: – Может, я была в состоянии… Ну, как там это называют? «Проецирование»? Или «перемещение»? Черт его знает. Я размышляла о Монике Роуван, о том, какой могла быть женщина, которая отдала детей такому человеку, как Джеймс Роуван. И мне все это напомнило…
– Нам неизвестно, отдала ли, – осторожно заметил Рорк.
– Ладно, так или иначе, они были с ним. Так же, как я была со своим отцом. Но я ничего не помню о ней, ну ничегошеньки!
– Ты помнишь какие-то другие вещи. – Он тоже встал и, подойдя к ней, попытался согреть ее руки своими. – Поговори с Мирой.
– Я не готова к этому! – Она отшатнулась. – Не готова. Может быть, потом, когда-нибудь, если вообще смогу…
– Все это изводит тебя, – убеждал Рорк, не сказав вслух о том, что мучительные экскурсы Евы в необъяснимые события ее далекого прошлого изводили и его.
– Но это же не определяет мою жизнь! Я очень редки вспоминаю о матери – тем более что и вспоминать-то нечего, – и это занятие отнюдь не приносит мне успокоения. Для меня она мертва, так же как и он.
Рорк, однако, подумал, что сама проблема еще отнюдь не умерла.
– Тебе нужно немного поспать.
– Нет, я могу потерпеть еще часок.
– Хорошо, – ответил он и неожиданно притянул ее к себе.
– Эй!..
– Часок – это как раз то, что нужно. Ты рано меня завела.
– Мы не будем заниматься сексом!
– Ладно. Я буду заниматься сексом, а ты можешь просто полежать.
С этими словами он скатился вместе с ней на кровать.
Было нечто сверхъестественное в том, как его тело сливалось с ее. Прежде чем Ева успела что-то сказать, на ее губах оказался его рот – мягкий, соблазнительный и необыкновенно коварный – и завладел ее губами. Его руки скользили по всему ее телу, и она наконец сдалась:
– Хорошо, будь животным.
– Спасибо, дорогая. Мне нравится им быть.
Рорк использовал весь этот час до секунды, доставил удовольствие и ей, и себе. Почувствовав, как ее тело обмякло под ним, он понял, что она сейчас провалится в сон, уже не думая ни о чем, и – по крайней мере, в оставшуюся часть ночи – не будет видеть снов.
Когда Ева проснулась, в комнате было темно. Лишь от экранов расходились блики слабого света. Еще сонная, с трудом приходя в себя, она села и увидела Рорка за пультом.
– Который час? – спросила она и, только теперь сообразив, что абсолютно раздета, натянула на себя простыню.
– Шесть. Здесь вам приготовлено кое-что для просмотра, лейтенант. Все переписано на диски.
– Ты спал? – Ева начала искать брюки, но увидела в ногах аккуратно сложенный халат. Этот человек всегда все предусматривал.
– Да, хотя предпочитаю делать это в спальне. Надеюсь, когда ты сегодня вернешься, то пойдешь прямо туда?
В полутьме кабинета он выглядел страшновато: волосы всклокочены, на лице темнеет выросшая за ночь щетина.
– Постараюсь. Ну, мне нужно потихоньку собираться. Совещание всей команды состоится в восемь ноль-ноль.
Рорк стал ее напутствовать, словно провожая в дальнюю дорогу:
– Данные по Хенсону – все, что удалось наскрести, – распечатаны. Мне нужно сегодня еще много чего посмотреть, но ты можешь найти меня в любой момент. В материалах, которые я для тебя приготовил, мне попалась пара знакомых имен. Одно из них больше всего наводит на размышления. Поль Ламон. Его папаша был классным специалистом и передал сыну большую часть своего богатого опыта. Поль является сотрудником одного из моих предприятий здесь, в Нью-Йорке. Предприятие называется «Автотрон». Мы производим там дройдов и всякую электронную мелочь.
– Вы приятели? – спросила Ева.
Рорк пожал плечами:
– Он работает на меня. Кроме того, пару лет назад мы… разработали вместе один проект.
– Из тех проектов, о которых не нужно знать копу? – прищурилась Ева.
– Как раз нужно было бы. В последнее время мы с Полем почти не общались, и я не знаю, чем он занимается в свободное от работы время.
– Ну-ну. И что же это за опыт, который передал ему дорогой старенький папочка? – хмыкнула Ева.
– Отец Поля был диверсантом и специализировался на подрывных операциях.
ГЛАВА 13
Пибоди не выспалась. Она встала с постели с ощущением, что у нее болит все, что только может болеть, – как если бы она подхватила какую-нибудь инфекцию. Веки набрякли, «и свет ей был почти немил », – вспомнила она какую-то песенку, с неохотой разглядывая свое печальное изображение в зеркале. Она даже не позавтракала, хотя обычно не страдала отсутствием аппетита. Сначала она сама удивилась этому, но потом подумала, что, видимо, мало кто был способен смотреть на еду после того, как несколько часов подряд отыскивал и помечал фрагменты человеческих тел.
Впрочем, с таким началом утра Пибоди еще могла смириться. В конце концов, такова была работа, которую она выбрала когда-то. За время службы под началом Евы Пибоди научилась, как направлять свои мысли и энергию на дело.
С чем она не могла смириться и что воспринималось ею как преступная слабость, так это то, что всю ночь значительная часть ее мыслей – притом отнюдь не целомудренных – вертелась вокруг Макнаба.
Она не могла поговорить с Заком о своей странной тяге к Макнабу и не хотела рассказывать ему о событиях, связанных с взрывом в «Плазе». Как ей показалось, он был расстроен чем-то своим, и они словно избегали друг друга накануне вечером – да и утром тоже.
Пибоди решила, что попробует сгладить эту неловкость, выкроив вечером пару часов и пригласив Зака в какой-нибудь скромный маленький клуб поужинать и послушать музыку. Он любил музыку, и ей показалось, что это будет полезно для них обоих.
Приехав в Центральное, Пибоди направилась в зал для совещаний и в коридоре встретилась с Макнабом. Он отскочил назад, словно увидев привидение, и налетел на двоих людей в форме, которые не были безмерно счастливы от его извинений. Так что к тому моменту, когда Макнаб набрался сил еще раз посмотреть на Пибоди, он уже весь покрылся краской и испариной.
– О… Ты идешь на совещание?
– Да. – Она одернула свой форменный плащ. – А ты?
– Я тоже.
Они стояли и смотрели друг на друга в толчее сновавших мимо людей.
– Ты нашла что-нибудь по «Аполлону»?
– Немного.
Пибоди откашлялась, снова одернула плащ и решилась двинуться дальше.
– Лейтенант, наверное, уже ждет, – сказала она.
– Да-да, конечно, – согласился он, идя рядом с ней. – Тебе удалось поспать?
– Немного, – ответила Пибоди и покраснела, вспомнив о своих ночных видениях: два слившихся горячих тела…
– Мне тоже.
Его челюсть уже болела оттого, что он непроизвольно стискивал зубы до скрипа. И все же он отважился сказать:
– Слушай, насчет вчерашнего…
– Забудь! – отрезала она.
– Я забыл. Но если ты будешь ходить здесь в напряге по этому поводу…
– Где хочу, там и хожу. А ты, придурок, держи свои руки от меня подальше, не то я их выдерну!
– Аналогично, моя дорогая. Я скорее поцелую в задницу дохлую кошку.
У Пибоди перехватило дыхание от ярости:
– Уверена, это в духе твоих постоянных занятий.
– Это лучше, чем ходить затянутой в мундир, проглотив кол.
– Засранец!
– Придурочная!
Не сговариваясь, они оба свернули в пустое помещение, захлопнули дверь и бросились друг к другу.
Она закусила его губы; он втянул в рот ее язык. Макнаб запустил руки под ее плащ и стиснул ее ягодицы. У обоих вырвался единый мученический стон. Затем Макнаб прижал Пибоди спиной к стене, а его ладони стиснули ее груди.