– Перестань ухмыляться и надень на себя лицо копа. Кажется, Моника выглядывает в окошко.
Ева прошла по нерасчищенной дорожке к двери дома и постучалась в дверь. Ждать пришлось долго, хотя, как прикинула Ева, от окна до двери было не больше трех шагов. Впрочем, она не рассчитывала на радушный прием – и не встретила его.
Дверь приоткрылась всего лишь на щелку, в которой показался угрюмый серый глаз.
– Что вам нужно?
– Лейтенант Даллас из нью-йоркской полиции. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Роуван. Можно войти?
– Это не Нью-Йорк, и здесь у вас нет никаких прав и полномочий.
– У нас к вам всего несколько вопросов, – повторила Ева. – И у нас есть официальное разрешение. Для вас, миссис Роуван, будет проще, если мы сделаем это здесь, чем если вас препроводят для допроса в Нью-Йорк. – Ева извлекла значок и показала его Монике. – Нам не хотелось бы причинять вам неудобства. Мы не отнимем у вас много времени.
– Не хочу, чтобы у меня в доме околачивалась полиция, – проворчала женщина, но дверь открыла. – Ни к чему здесь не прикасайтесь!
Ева вошла в крошечную прихожую, которую только в насмешку можно было бы назвать холлом. Ее площадь составляла не более квадратного метра, пол был покрыт поблекшим, нещадно изношенным линолеумом.
– Вытирайте ноги. Вытирайте свои поганые полицейские ботинки, прежде чем войдете в мой дом!
Ева послушно отступила и вытерла ноги о коврик. Это дало ей еще минуту, чтобы разглядеть Монику Роуван.
Фотография в досье вполне соответствовала натуре. Ева видела перед собой женщину с суровым лицом и мрачным взглядом серых глаз. Глаза, кожа и волосы, казалось, имели одинаково блеклый цвет. На Монике был длинный, до пят, фланелевый халат. Хозяйка, видимо, боялась холода: в доме было жарко, и Ева сразу почувствовала себя неуютно в своей куртке и джинсах. Стоило Еве только подумать об этом, как Моника рыкнула:
– Закройте дверь! Нечего выпускать из дома тепло! Знаете, во сколько обходится отопление в этих краях? Коммунальной компанией заправляют государственные трутни.
Пибоди тоже вытерла ноги, ступила внутрь и, закрыв за собой дверь, оказалась вплотную прижатой к спине Евы. Моника свирепо смотрела на них, скрестив руки на груди.
– Теперь спрашивайте, что вы там собирались спросить, и проваливайте!
С гостеприимством местных янки все было понятно, но Ева решила не обращать на это внимания.
– Здесь тесновато, миссис Роуван. Может, нам пройти в гостиную и присесть?
– Только побыстрее. У меня еще есть дела.
Она повернулась и провела гостей в гостиную игрушечных размеров. Обстановка была довольно убогой, но поражала чистотой. Ева подумала, что если бы сюда случайно залетела какая-нибудь пылинка, она вылетела бы вон с воплем ужаса. Тощий кот неторопливо поднялся с ковра, издал одно скрипучее «мяу» и снова улегся на место.
– Задавайте ваши вопросы и уходите. Мне нужно закончить работу по дому.
Пибоди включила запись, Ева повторила обычную преамбулу допроса и спросила:
– Вы понимаете ваши права и обязанности, миссис Роуван?
– Я понимаю лишь то, что вы явились в мой дом без приглашения и мешаете мне работать! Мне не нужен никакой слюнявый либеральный адвокат. Они все – государственные марионетки, наживающиеся на честных людях. Давайте к делу.
– Вы были замужем за Джеймсом Роуваном?
– До тех пор, пока ФБР не убило его и моих детей.
– Вы не жили с ним к моменту его смерти?
– Это еще не говорит о том, что я не была его женой!
– Согласна, мэм. Не говорит. А можете сказать, почему вы жили отдельно от него и детей?
– На вопросы, касающиеся моей частной жизни, я отвечать не обязана. – Моника снова сложила на груди руки. – У Джейми голова была занята многими проблемами. Он был большим человеком. Долг любой жены – не мешать мужу реализовывать свои возможности, потребности и желания.
– А как же ваши дети? Вы не принимали во внимание их потребности и желания?
– Джейми хотел, чтобы дети были при нем. Он обожал их.
«Тебя-то он, судя по всему, не слишком обожал», – подумала Ева и вслух спросила:
– А вы, миссис Роуван, обожали своих детей?
Ей не следовало задавать такой вопрос, и Ева разозлилась на себя за то, что он сорвался у нее с уст. Моника резко вскинула голову на жилистой шее и разразилась тирадой:
– Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Я вынашивала в себе каждого из них по девять месяцев и рожала в муках и крови! Я выполняла свой долг по отношению к ним – содержала их в чистоте и сытости. Правительство давало мне за это жалкие гроши. Какой-то презренный коп в этой стране имеет больше, чем сидящая с детьми мать! Интересно, кто вставал к ним по ночам, когда они начинали орать? Кто убирал за ними? А ведь нет больших грязнуль, чем дети. Мне приходилось трудиться, стирая руки до костей, чтобы держать дом в чистоте.
«Хватит о материнской любви», – решила Ева, напомнив себе о том, что это не касается существа вопроса.
– Вы, очевидно, были осведомлены о деятельности вашего мужа. Что вы можете сказать о его отношении к террористической группе «Аполлон»?
– Пропаганда и ложь! Ложь ФБР! – Моника только что не сплюнула при этих словах. – Джейми был великим человеком, героем! Если бы он стал тогда президентом, эта страна не была бы сейчас в таком дерьме.
– Вы работали с ним?
– Место женщины – поддерживать чистоту в доме, готовить приличную еду и рожать детей. – Она скривила губы в презрительной усмешке. – Вы обе, наверное, хотели бы стать мужчинами. Но я-то знаю, для какой работы господь создал женщину.
– Муж разговаривал с вами о своей работе?
– Нет.
– Вы встречались с кем-либо из людей, связанных с ним по роду его деятельности?
– Я была его женой. Я обеспечивала чистоту дома, в который приходили те, кто верил в него.
– Уильям Хенсон верил в него, миссис Роуван?
– Уильям Хенсон был верным и блестящим человеком.
– Вы не знаете, где я могла бы найти этого верного и блестящего человека?
Моника прищурилась, и Еве показалось, что в глубине ее глаз мелькнула усмешка.
– Псы из ФБР охотились за ним и в конце концов убили – как они убили всех тех, кто был верен.
– Серьезно? У меня нет данных, подтверждающих его смерть.
– Заговор. Тайный сговор. Дымовая завеса, – отрывисто, словно рубя что-то на кухне топориком, произнесла Моника; при этом из ее рта вылетали брызги слюны. – Честных людей вытаскивали из домов, бросали за решетку, морили голодом, пытали, казнили…
– Миссис Роуван, а вас вытаскивали из дома? Бросали за решетку, пыхали?
Моника пожала плечами:
– Я была им не нужна.
– Вы можете назвать мне имена тех, кто верил в вашего мужа и сейчас еще жив?
– Прошло более тридцати лет. Эти люди приходили и уходили, я никого из них не помню.
– Может, вы знаете что-то об их женах, детях? Возможно, вы встречались с ними на досуге…
– У меня был дом, за которым я должна была следить. Я не располагала временем для светского безделья.
Ева быстро обвела взглядом комнату, но не обнаружила ни одного экрана.
– Вы следите за новостями, миссис Роуван? В частности, за текущими событиями?
– Я занимаюсь своими делами, и мне неинтересно, чем занимаются другие люди.
– В таком случае вы можете не знать, что вчера террористическая группа, именующая себя «Кассандрой», устроила взрыв в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Погибли сотни людей. В их числе женщины и дети.
В ее серых глазах что-то дрогнуло, но взгляд тут же стал прежним. Тем же тоном Моника ответила:
– Им следовало находиться у себя дома.
– И вам абсолютно безразлично, что группа террористов убивает ни в чем не повинных людей, и что эта группа имеет отношение к вашему покойному мужу?
– Неповинных нет! – отрезала Моника.
– И даже вы не относитесь к невинным, миссис Роуван? – Не дожидаясь ответа, Ева сразу задала другой вопрос: – Связывался ли с вами кто-нибудь из «Кассандры»?