Помню, как примерно за месяц до гибели Дона умирал от рака один человек по имени Харлоу. Харлоу принял другое решение: он прошел свой долгий страшный путь до конца, до последнего вздоха буквально держась за людей. Он обнимал детей, утешал жену и шутил с друзьями. Что тут можно сказать?
Дня через два после похорон я начала сползать в настоящую депрессию, примерно такую, какая была у отца. К счастью, Элизабет находилась тогда в летнем лагере. Каждое утро, проснувшись, я собиралась провести очередной день в полном одиночестве, но кто-нибудь непременно приходил. Мои друзья, те, кто любил ходить по магазинам, увлекали меня с собой в магазин. Те, кто любил наводить в доме уют, приходили и у нас убирали, заставляя и меня шевелиться. Звонила моя сестра Эллен. Каденс костерила всех самоубийц, вместе взятых, на чем свет стоит. Мне ей нечего было ответить. Мне опять начало казаться, что смерть отца на моей совести. Я обвиняла себя даже в смерти Дона.
Каким-то чудом мне удалось заставить себя собрать вещи, свои и дочери, которую мы обещали по пути отвезти к подружке. Чтобы Элизабет в дороге не скучала, я купила ей книжек, а на случай, если надоест читать, взяла напрокат магнитофонные пленки на двадцать часов звучания, где книги читали дикторы, купила и упаковала консервы. Я нашла для нас с Каденс спальные мешки, сгоняла машину на станцию техобслуживания, постаралась ничего не забыть. Деньги. Бабушкин адрес, найденный на открытке с ответом от издателя, датированной 1956 годом, где отцу сообщалось, что его рукопись отклонена. Солнечные очки. Гигиеническую помаду. Дневник. Фотоаппарат. Леденцы. Карты. Много дорожных карт.
Трубку Мери Лу так и не сняла. Старики ходят медленно, и я долго ждала, считая гудки. Ждала столько, что за это время можно было бы дойти до Северного полюса и вернуться, но бабушка так и не сняла трубку.
ПОЕЗДКА
Там было столько ежевики, что просто не верилось. Ежевичины громадные, как черные алмазы, но требовалась вся средневековая ежевичная инженерия, вырубка ходов и прокладка мостов, чтобы добиться успеха, как при осаде замка.
— Замок пал!
Время от времени, когда мне надоедало собирать ежевику, я вглядывался в тенистую, похожую на темницу глубь в кустах прямо подо мной. Там, внизу, виднелось что-то смутное, какие-то текучие призрачные формы.
Находишь обычно не то, что ищешь. В детстве, когда мы куда-нибудь собирались, я любила себе представлять, что это будет. Потом я никак не могла взять в толк, чем они восхищаются. Отец показывал мне на все так, будто боялся, что если я чего вдруг не увижу, то оно сразу исчезнет. Очертания облака, наклонившийся ствол, птичку на ограде из ржавой колючей проволоки. Теперь я сама учу свою дочь все это видеть. Наблюдательность — отличное свойство для будущего писателя или ученого. Я вспоминала об этом, когда мы ехали в Орегон по шоссе номер пять, через всю центральную Калифорнию, через маленький, буквально сверкавший на солнце городок Кламат-Фоллз, в белой «вольво», которую Каденс окрестила «вальвеной», втроем с Каденс и Элизабет. Каденс, насмехавшаяся над «вальвеной» года два, наконец ее оценила: «Разворачивается на любом пятачке!»
Мне ужасно хотелось остановиться в Кламат-Фоллз, но времени у нас было мало, и я только разглядывала его из окошка машины. Непременно сюда вернусь, пообещала я себе.
Мы собирались оставить Элизабет в Бенде, по эту сторону гор, и вдвоем с Каденс двигаться в Юджин знакомиться с моей бабушкой. В сравнении с Калифорнией Бенд был безупречно чистый. В городе добывали газ, и потому никакого мусора, никакой безработицы не было, а было большое строительство.
— Ну просто оторопь тут берет, — сказала Каденс. — Где же следы кризиса?
Мы отвезли Элизабет к подружке, и они страшно обрадовались друг другу, а мы с Каденс, после десяти часов непрерывной езды, страшно обрадовались тому, что изрядная часть пути осталась позади.
Перед тем как ехать дальше, мы купили аэрозоль от мошкары. Каденс села за руль, а я зарылась в карты, которые так и не научилась правильно складывать, и они у нас из чистеньких, гладких быстро превратились в мятые бумажонки. На одной из карт, доставшейся нам от бывшей подружки нынешнего приятеля Каденс, была жирная черная линия от фломастера. Вся нужная нам информация оказалась замазана.