– Ты не можешь этого сделать, Элли.
– Почему?
– Они тогда нападут на пациентов.
Больше мы не разговаривали, а просто ждали. Мы ждали момента, когда у нас появится возможность проскользнуть мимо солдатского поста. Было слышно, как охранники время от времени переговаривались на каком-то незнакомом гортанном языке. В их голосах звучало нечто вроде заунывной музыки, почти привлекательной. И ещё мы время от времени слышали женский голос, низкий и хриплый, женщина то и дело смеялась, иногда что-то говорила, вроде бы по-английски, но слишком тихо, чтобы мы могли разобрать слова. После того, что рассказала нам Нелл, я заподозрила, что девица там занимается чем-то непотребным, и переполнилась ненавистью к ней.
Один из солдат прошёл мимо нашего укрытия к туалету, но мы не могли понять, где находится второй, так что не рискнули тронуться с места. Было уже три сорок пять. Солдат вернулся через несколько минут, и до двадцати минут пятого не было никакого движения, но потом в туалет отправился второй. Через несколько секунд высокая девушка лет девятнадцати на вид появилась у двери кухни и прошептала в темноту, стоя лицом к нам:
– Быстрее, второй заснул! Только не шумите!
Мы были ошеломлены и на мгновение даже усомнились, что она обращается именно к нам. Потом наконец поняли, что так оно и должно быть. Мы встали и, обойдя столики на колёсах, шарахнулись к двери. Девушка уже исчезла. Кем она была? Откуда узнала, что мы в кухне? Я и до сих пор не знаю ответов на эти вопросы; но кем бы она ни была и что бы там ни делала, мы ей многим обязаны.
4
На Гомера произвело немалое впечатление то, что мы оказались такими известными, такими прославленными.
– Давайте-ка им покажем, что мы всё ещё в деле! – заявил он, улыбаясь самой своей неторопливой, самой опасной улыбкой.
Я слегка вздрогнула. Несмотря на мой внезапный порыв в госпитале, желание схватиться за нож, я всё же не привыкла ещё подвергаться опасности, просто стоять и махать смерти ручкой, так, как это, похоже, нравилось делать Гомеру. Нравилось ли? Я помнила, как он говорил, что храбрость есть некое состояние ума, и потому пыталась настроить свой ум соответственно. Это действительно работало, ну немножко. Я вдруг заметила, что присоединилась к разговору, словно мы обсуждаем игру в футбол или тест по химии. Мы говорили о мишенях, тактике, риске, идеях. Это заняло нас на полтора дня, что было довольно странно. И за всё это время мы ни разу не поспорили. Никто не кричал, даже не повышал голос. Но мы и не шутили. Возможно, из-за того, что мы с Ли рассказали им о Корри, Кевине и о людях, запертых на ярмарочной площадке, которые начали ломаться. А ещё в нас возникло некое новое чувство: мы – немногие оставшиеся на свободе и потому обязаны бороться.
Теперь мы стали ужасно серьёзными. Я именно это и имею в виду: «ужасно».
Мы решили, что не Виррави должен стать нашей главной целью. Пусть мы очень любили свой Виррави, пусть он был средоточием нашей жизни, но судьба страны не может зависеть от маленького городка. Чтобы нанести врагу серьёзный удар, мы должны найти более важное место их операций, а это значило, что нужно вернуться к шоссе от залива Кобблер. Когда мы проходили там в последний раз, грузовиков на шоссе было как грязи – залив Кобблер был, похоже, главным пунктом высадки, и грузовики шли оттуда к местам главных сражений. Взрыв моста осложнил захватчикам жизнь, поскольку теперь им приходилось делать на дороге крюк. Но это вовсе не означало, что они проиграют войну.
Поэтому мы снова отправились в долгий поход. Мы вышли из Виррави в половине третьего ночи, когда уже сильно замёрзли и очень устали, и потащились в нужную сторону, повторяя ради безопасности всё, что стало уже привычным: шли парами, внимательно осматривались на каждом перекрёстке, помалкивали, пока шагали по городским улицам. Мы направлялись к мосту, которого никто из нас не видел с той великой ночи бензиновой вечеринки. На этот раз я шла с Фай, потому что мне необходимо было оторваться от Ли. Хотя я была всё ещё очень подавлена «встречей» с Корри, но слегка взбодрилась, увидев, какие разрушения мы причинили мосту. Он выгорел до самой земли. Или до реки, если говорить точнее. Мост был старым, деревянным и после взрыва загорелся столь сильно, что едва ли можно было что-либо предпринять для его спасения. Осталось лишь несколько почерневших опор, торчавших из воды, кроме них, не было никаких свидетельств, что здесь вообще был мост.