– Они не похожи на отборных воинов, – сказала Робин. – Вроде тех патрулей на шоссе. Молодым на вид лет пятнадцать, а самому старшему, похоже, лет пятьдесят.
Мыс Фай устроились в башне перед рассветом. Внутри было жутко холодно. Нам приходилось каждые полчаса по очереди отправляться на прогулку по церковному помещению. Мы надели на себя столько одежды, что выглядели как кочаны капусты. Фай заставила меня несколько минут заниматься гимнастикой, чтобы я согрелась, но в таком наряде это оказалось слишком тяжело. На улице до восьми утра было тихо, а потом произошла смена охраны на постах. Фай записала: «8.00 – смена караула».
– Ты должна писать: «ноль восемь ноль-ноль», – подсказала я. – Как у военных.
Перед каждым из особняков на пост заступили новые люди, а другие удалились. Мы заметили, что внутри зданий тоже возникла некая активность. На верхнем этаже дома рядом с домом Фай к окну подошёл какой-то мужчина, в одних носках, и стоял там с минуту, глядя наружу. Фай согнулась от смеха, когда мужчина поднял одну руку, потом другую, орошая подмышки дезодорантом. Из другого дома вышла женщина в бело-зелёном спортивном костюме и трусцой побежала по улице.
Похоже, офицерам пора было в офисы… Может, как раз поэтому их называют офицерами? Как бы то ни было, без пяти девять люди начали покидать особняки. Некоторые были в обычных военных мундирах, но шестеро выглядели большими шишками. И одного из них мы с Фай уже видели в «ягуаре». Все они отправились в старый кирпичный дом примерно на середине Тёрнер-стрит.
– Этот дом принадлежал доктору Берджесу, – сказала Фай. – Красивый.
Время шло, и мы уже с трудом вспоминали о том, что заняты чем-то небезопасным. Мы словно просто наблюдали за самой обыкновенной деловой жизнью. Машины приезжали и уезжали, люди входили в дома и выходили из них, и, если на улице становилось совсем тихо, мы даже могли расслышать, как звонят телефоны.
Перерыв на обед начался в половине первого, когда все снова разбрелись по домам. Некоторые устроились прямо на улице, в неярком солнечном свете, и ели что-то принесённое в пластиковых контейнерах. Из кухонь разносились аппетитные ароматы, отчего рты у нас наполнялись слюной, а в животах урчало. Мы тоже уныло пообедали сухими хлебцами «Вита бритс», намазанными джемом, пастой веджимайт или мёдом. Это было совсем неплохо, хотя я ужасно соскучилась по такой маленькой роскоши, как сливочное масло или маргарин. Мне отчаянно хотелось горячей еды, чего-нибудь с мясом, вроде того что готовили в домах для военных.
До четырёх тридцати пяти ничего особенного не происходило, а потом мы увидели нечто такое, что едва не заставило нас проглотить собственные языки. Я наблюдала, а Фай в этот момент отправилась пробежаться по церкви, чтобы немного согреться. Она только-только вернулась и стояла рядом со мной, прислонившись к стене и тяжело дыша.
– Ох, Фай, видео с такой аэробикой никто не купит, – сказала я. – Эй, смотри, ещё машина!
Фай повернулась к окну и тоже стала смотреть, как останавливается автомобиль. Это была новая машина, её мы прежде не видели, – «рейнджровер».
– Это машина семьи Риджуэй! – негодующим тоном заметила Фай.
Она явно рассердилась, будто это – самое серьёзное преступление, совершенное за всё время войны.
– Пойди и арестуй их, – сказала я, не сводя с машины глаз.
В ней сидел водитель, по виду обычный солдат, и двое на заднем сиденье. Один – старший офицер, в высокой фуражке, с золотыми накладками на мундире. Второго мне было не рассмотреть.
Машина остановилась перед домом соседей Фай, и пассажиры вышли наружу. Ворота перед домом опутывали вьющиеся растения, а за ними виднелась извилистая дорожка через палисадник к дому. Это значило, что, как только приехавшие войдут в ворота, мы сможем увидеть их лишь мельком. «Рейнджровер» подал назад, подъехав вплотную к воротам. Мужчине, сидевшему в машине справа, пришлось обойти автомобиль сзади, и мы могли хорошо его рассмотреть. А вот тот, что сидел с другой стороны, сразу вошёл в палисадник, не дав нам такой возможности. У нас было всего мгновение для обзора – когда он шёл по дорожке к дверям и должен был пройти между двумя багряниками. И тогда, вскрикнув от ужаса, я схватила Фай за руку – ей-то не было видно лицо мужчины.
– Что? – спросила она. – Что такое?
Как Фай ни старалась, ей было уже не разглядеть лицо того человека.
– О боже, поверить не могу… Чёрт…
– Что такое? – снова спросила Фай, теряя терпение, а может быть, и слегка испугавшись.