Я перестал бесноваться. Смотрел на нее. Магнитофон все еще был включен и слабо потрескивал. Ее лицо снова стало красивым. Как у изваяния. По мере того как жизнь покидала ее, оно приобретало холодное величие мрамора. Я встал на колени.
— Прости, Мина… Я слишком любил тебя… Я вас никогда не забуду, тебя и его.
Мне показалось, что последние слова тронули ее. Она очнулась, немного приподняла ресницы.
— Поль…
Я еще слышал ее.
— Говори, родная, говори… Я слышу…
— Все одиноки, — прошептала она. — А мертвые тоже?
Я встал, взял ее на руки и, шатаясь, спустился по лестнице. Внизу я положил ее на диван и заметил, что она больше не дышит. И только тогда ответил на ее вопрос.
— Не знаю, одиноки ли мертвые, Мина, но вряд ли они более одиноки, чем живые!