Игорь Москвин
Смерть обывателям, или Топорная работа
Глава 1
Тёплая густая кровь большими тёмно-рубиновыми каплями, а потом тоненькой струйкой потекла на руки. Страх оледенил тело, и Катерина застыла, не в силах сдвинуться с места. Сердце билось о рёбра, словно пытаясь выскочить из груди, голова стала такой тяжёлой, что зрение заволокло туманной дымкой. Женщина резко открыла глаза и проснулась. Вначале не могла понять, где находится, но потом дрожащей рукой провела по лицу, и от души отлегло. Это был только сон. Тем не менее страх не покидал.
Маленький огонёк, пляшущий в лампадке, освещал образ Спасителя, взирающего из серебряного оклада иконы.
Волнение не проходило. Катерина осенила себя крестным знамением и едва слышно прошептала:
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя яко на небеси и на земли.
Катерина не могла понять своего беспокойства. Племянница спала, подложив ладонь под щёку. Хозяйская дочка лежала, сбросив с себя тонкое одеяло, и тихонько посапывала. Всё как всегда. Но что-то было не так.
Квартира, в которой проживала Катерина, была небольшой и фактически состояла из разделённой невысокой перегородкой залы в два окна и коридора со стеклянной дверью. За перегородкой и спала женщина.
Она накинула на плечи платок и на цыпочках вышла в залу. Сундук, всегда запертый на висячий замок, испугал её чёрным распахнутым зевом. Катерина ойкнула и прикрыла рот рукою. Не хватило смелости посмотреть на кровать Моисея Андреевича и Авдотьи Ивановны – что-то остановило. Схватилась рукой за сердце и побежала на первый этаж, где располагались трактир и постоялый двор, которыми управлял зять хозяина. Вбежала в комнату. Только потом поняла, что не постучала. Вначале остановилась в нерешительности, но пересилила страх и с жаром зашептала:
– Михаил Семёныч, там…
– Что? А? Кто? – спросонья пробормотал ещё не отошедший от забытья управляющий. – Кто тут?
– Это я, Катерина, – прошептала женщина, не смея заговорить громче.
– Что тебе? – Михаил Семёнович спустил ноги с кровати и провёл рукой по лицу.
– Там… – кухарка махнула рукой в сторону и умолкла.
– Да постой. – Старший приказчик пошарил по столу рукой, нащупал спички.
В его руке затрепетал огонёк, осветив вокруг чёрные, ещё более сгустившиеся тени, и поплыл к лампе, которая, зашипев, вспыхнула. Михаил Семёнович подкрутил фитиль и накрыл его стеклянным колпаком. Затем сощурил глаза, кивнул:
– Ну, что тебе?
– Там, – женщина опять махнула рукой и нервно запахнула на груди платок.
– Ты толком говори, что там? – В голосе управляющего послышались нотки заинтересованности и настороженности, но не было ни грамма обычной злости.
– Я от шума проснулась, – кухарка не стала рассказывать о жутком сновидении, – вышла в залу, а там… – Она опять закрыла рот рукой.
Управляющий пошарил ногами, нащупал сапоги.
– Пошли. – Он поднял лампу, поняв, что от женщины ничего толком добиться не удастся.
Деревянный пол при каждом шаге поскрипывал. Верхняя ступенька лестницы натужно хрустнула в ночной тишине. Дверь со вставленным стеклом была приоткрыта. Управляющий потянул её на себя. Раздался железный скрежет.
«Надо бы смазать», – отметил про себя Михаил Семёнович, ступив вперед, но тут же отпрянул, едва не сбив с ног идущую следом Катерину.
– Свят, свят, свят, – быстро, с придыханием прошептал старший приказчик, правой рукой осеняя себя крестным знамением, а левой продолжая держать лампу, которая плясала, словно танцующий прихожанин у статуи святого Витта. Потом повернул голову и гаркнул звериным рыком: – Живо за полицейскими! Живо, мать твою!..
За стеной заплакал испугавшийся крика ребёнок.
Михаил Семёнович заглянул в комнату, но не стал заходить. Поморщился, словно от зубной боли, и, скользя спиною по косяку, опустился на пол.
Через несколько часов и на лестнице, и в комнатах на первом этаже было не протолкнуться от полицейских.
Первым прибыл пристав Охтинского участка Выборгской части статский советник Васильев, грузный господин лет шестидесяти. Фуражку он снял ещё на улице. Сверкая лысиной и тяжело вздыхая, начал подниматься на второй этаж. Остановился на площадке, далее пройти не посмел. С детских лет боялся вида крови. Городовой вытянулся во фрунт, взяв под козырёк. Открыл рот для приветствия. Дмитрий Дмитриевич скривился и махнул рукой: мол, тише.
– Кто там? – спросил он, казалось, в пустоту.
– Никого, ваше высокородие.