— Глупости, — отрезала Нянюшка. Она посмотрела на Роберту и сказала: — А вы совсем и не выросли, мисс Робин.
— Верно, Нянюшка. Мне кажется, я больше и не вырасту. Мне ведь уже двадцать, как вы знаете.
— Вы с мисс Фрид ровесницы, а посмотрите, как она вытянулась. Вас подкормить надо.
— Нянюшка. — сообщила Фрида, — завтра приедет дядя Габриэль.
— Хм, — откликнулась Нянюшка.
— Будем надеяться, что он вытащит нас из этой передряги.
— Так ведь его собственная плоть и кровь в беде…
В дверь заглянул Генри. Судя по суровому взгляду, которым одарила его Нянюшка, Роберта поняла, что он по-прежнему был Нянюшкиным любимчиком.
— Привет, миссис Бернаби, — сказал он. — Слышали новости? Мы попали в переплет.
— Не первый раз, мистер Генри, и не последний. Придется брату его светлости уладить это дело.
Генри пристально посмотрел на свою старую няню и покачал головой.
— Если не уладит, по-моему, мы и впрямь с треском разоримся.
Нянюшкины руки с распухшими ревматическими суставами невольно дернулись.
— С тобой все будет в порядке, Нянюшка, — добавил Генри. — Мы ведь устроили тебе пожизненную пенсию, правда же?
— Я не про то думаю, мистер Генри.
— Это уж точно, я так и знал. Это я подумал про пенсию.
Нянюшка нацепила очки с толстыми стеклами и пошла на Генри.
— А ну-ка быстренько покажите язык, — приказала она.
— Да какого дьявола?
— Делайте как велено, мистер Генри. Генри высунул язык.
— Так я и знала. Подойдите ко мне перед сном, вечером. У вас желчь разлилась.
— Что за ерунда!
— А у вас всегда так: как плохое настроение, так уж точно — желчь разлилась.
— Нянюшка!
— А что ж вы несете чушь про всякие вещи, в которых ничего не смыслите? Его светлость — тот, другой, — скоро покажет всяким негодникам, где раки зимуют.
— Это ты про нас?
— Чепуха на постном масле. Вы знаете, о чем я. Мисс Робин, за ленчем выпейте стакан молока, а то вы перевозбудились.
— Хорошо, Нянюшка, — послушно кивнула Роберта. Нянюшка вернулась к своему пасьянсу.
— Аудиенция окончена, — сообщил Генри.
— Я, наверное, распакую вещи, — сказала Роберта.
— Оставьте мне, что надо погладить, — предложила Нянюшка. — Я все сделаю.
— Спасибо, Нянюшка, — ответила Роберта и отправилась к себе в комнату.
Наконец она осталась одна. Пол качался у нее под ногами, как будто море, которое пять недель властвовало над девушкой, не так легко отпускало ее. Оно напоминало о себе физически, и это было очень странно, потому что путешествие казалось уже страшно далеким. Роберта принялась распаковывать вещи. Платья, которые она покупала в Новой Зеландии, перестали ей нравиться, а дела и проблемы Миногов заняли ее настолько, что о собственных она думать не могла. За последние четыре года Роберта превратилась из подростка в женщину. Чувства и переживания, которые обычно этому сопутствуют, были нарушены трагедией. Два месяца назад, когда мечты, тоска и порывистость подростка еще не улеглись, погибли родители Роберты. Все ее чувства словно побило морозом. Она переживала свое горе, но скорее разумом, чем сердцем. Позже, немного оттаяв, Роберта обнаружила, что с ней произошло нечто неожиданное: ее чувства, которые она раньше так щедро раздаривала, откристаллизовались, и она поняла, что охладела к большинству своих друзей. Она сделала еще одно открытие: даже по прошествии четырех лет сердце ее принадлежало невероятному семейству, которое теперь жило на другом конце света. Мысли ее вернулись к «Медвежьему углу», и ей очень захотелось оказаться вместе с Миногами. Пусть они рассеянные, неустроенные, достойные порицания — Роберта знала, что они подходят ей. И, как ей казалось, она подходит им. Когда сестра ее отца написала ей и предложила племяннице переехать в Англию и поселиться у нее, Роберта с радостью согласилась, поскольку с той же почтой пришло письмо от леди Чарльз Миног, всколыхнувшее в девушке прежнюю любовь к этой семье. Когда выяснилось, что они должны встретиться снова, ей стало страшно, что они будут относиться к ней как к неприятному напоминанию о прошлой колониальной жизни. Но, увидев на пристани Фриду и Генри, она почувствовала себя увереннее, а теперь, убирая последние свои неэлегантные вещи в ящик комода, где уже лежали бренные останки игрушечной железной дороги, Роберта ощутила странное чувство, словно это она стала гораздо старше, а юные Миноги только вытянулись ростом.
«А во всем остальном, — подумала Роберта, — они ни капельки не изменились».
Дверь открылась, и вошла леди Чарльз. Она уже переоделась. Седые волосы ее сияли и вились мелкими кудряшками, худощавое лицо было почти незаметно напудрено, она выглядела просто восхитительно.