— Какое еще светское дело, Бэйли? — пробурчал старший инспектор Аллейн.
— Ну, вы сами знаете, сэр. Коктейли, вечеринки в саду, пентхаузы и прочее такое.
— Грязное дело, — заявил сержант Томпсон, задвигая свое фотографическое оборудование подальше под сиденье.
— Правильно, — согласился Бэйли.
— Понятия не имею, — сказал Аллейн, — в каком окружении мы окажемся.
— Квартира принадлежит брату убитого, так ведь, сэр?
— Да. Лорду Чарльзу Миногу.
— Что-то я такое слышал насчет Миногов, — проговорил полицейский врач. — Не помню, что именно это было.
— А разве он не был замешан в самоубийстве Стейна? — спросил Бэйли.
Аллейн бросил на него взгляд.
— Так и есть. Стейн оставил его расхлебывать кашу.
— Кашу, сэр?
— Образно говоря. Лорд Чарльз, похоже, выработал у себя поразительную привычку становиться ответчиком по любому неприятному делу. Оказалось, что он партнер Стейна, помните?
— Он разорился, наверное? — поинтересовался доктор.
— Думаю, что нет, Кертис. Не разорился. Но наверняка почувствовал себя так, словно пуля просвистела у виска.
— А покойный был богатым человеком, — спросил Бэйли. — Я имею в виду лорда Вутервуда.
— Да вроде бы, — неопределенно ответил Аллейн. — В Кенте у него чудовищная усадьба, по-моему. Но это еще ни о чем нам не говорит. Может, в действительности он еле-еле сводил концы с концами.
— Дело, похоже, неприятное, — поморщился доктор Кертис. — В глаз, вы сказали?
— Да. Скверно, правда? Фокс очень сдержанно разговаривал, когда звонил. Я сразу узнал его манеру говорить, когда подозреваемый находится рядом.
— У Минога большая семья? — спросил доктор Кертис.
— По-моему, целый выводок. Черт! Нас наверняка ждет скверное дело, сомнений нет. Какого дьявола эти люди вляпались в такое?
— Еще один пример последствий свободного общения аристократии и простого народа, — сухо сказал доктор Кертис. — Они попробовали себя в большом бизнесе, попробовали в торговле. Почему бы не попробовать себя в убийстве? Простите! — добавил он смущенно. — Дурацкое высказывание. Очень непрофессиональное. Пэра, скорее всего, пришил… кто? Слуга? Сумасшедший? Кто-нибудь, кто давно точил на него зуб? Ну вот, мы уже на Слоун-стрит. Нам ведь надо на Кэдоген-сквер, правильно?
— Плезанс-Корт. Вы знаете их доктора, Кертис? Его зовут Макколдунн.
— Как ни странно, знаю. Он учился со мной на первом курсе в медицинском колледже при больнице святого Фомы. Довольно приятный тип. Для него, конечно, дело щекотливое, поскольку он семейный доктор.
— Может, и не такое уж щекотливое. Давайте надеяться, что все окажется просто. Какой-нибудь удобный маньяк-убийца, который случайно шлялся по верхнему этажу дома на Плезанс-Корт и совершенно потерял голову при виде пожилого пэра в лифте. Будем надеяться, что среди близких зуб на него точить было некому. Нам надо свернуть сюда… Каким образом кто-то может извлекать наслаждение из убийства — для меня главная головоломка в психологии.
— А разве с вами никогда не случалось, — спросил Кертис, — чтобы вы с жадностью читали в газетах отчеты об убийствах?
— О да. Конечно.
— А что, сейчас вам от них уже становится скучно? Аллейн ухмыльнулся.
— Нет, — ответил он. — Меня совершенно не тяготит моя работа. Иногда от рутины делается просто отчаянно тошно, но притворяться, будто мне скучно, было бы жеманством. Меня вообще интересуют люди, а дела об убийствах теснейшим образом связаны с людьми. Каждый из нас заперт в своем психологическом бомбоубежище, надежном, непроницаемом, и вдруг — на тебе! — хорошенький взрыв. Большинство дел об убийствах на самом-то деле весьма прозаичны и убоги, но в них всегда существует элемент, который пресса называет психологической точкой зрения. И все равно, Кертис, все это страшно интересно. Надо, наверное, совершенно зачерстветь на работе, чтобы не чувствовать ничего, кроме чисто профессионального интереса. О господи, вот мы и на месте.
Машина остановилась. С привычным видом людей, спешащих по делу, который так часто выдает полицию, четверо вышли из нее и поднялись по ступенькам. Точильщик, возвращавшийся после весьма прибыльного дня работы в Челси, остановился на углу Плезанс-Корт и обратился к мальчишке-газетчику.
— Чего там стряслось-то? — оживленно полюбопытствовал точильщик.
— Где чего стряслось?
— Да там вот! В этих домах.
Газетчик посмотрел, куда указывал точильщик.
— Ух ты, мать честная! Копы!
— Копы! — презрительно фыркнул точильщик. — Не просто копы! Да ты глаза разуй: это ж Красавчик Аллейн!