— Ладно-ладно, — протянул Карелла, но вид у него был несколько обиженный. — С чего начнем?
— Стив...
— Я понимаю.
— Сколько нам придется возиться с этим делом? Девицу выпустили из больницы через каких-нибудь пять минут после того, как она туда поступила. Сегодня она уже снова приступит к репетициям, и представление будет продолжаться. На мне висит три серийных убийства и десяток...
— Я знаю.
— Ведь это же пустяковое дело, Стив.
— Ты знаешь, что это так, и я это знаю, но согласится ли с нами комиссар Хартман?
— Ты о чем?
— Сегодня утром мне домой позвонил Пит.
— Ого!
— Он сказал, что еле отвязался от Хартмана. Комиссар и майор на пару желают знать, как там у восемьдесят седьмого участка движется дело с этой суперзвездой, на которую напали прямо у выхода из театра. Сказал, что они узнали о том, что перед покушением она побывала у нас в участке и подала жалобу...
— Но это было всего за три часа до нападения!
— А кто это будет считать? Сказал, что это некрасиво выглядит, что мы знали об угрожающих телефонных звонках и все-таки позволили...
— Позволили?!!
— ...чтобы актриса подверглась нападению...
— Ну да, конечно, мы позволили ее зарезать.
— Это, собственно, комиссар сказал Питу. А Пит повторил это мне в половине восьмого утра. Газеты здорово раздули это дело, Берт. Достаточно, чтобы всех взбудоражить. Пит желает получить этого головореза. И быстро.
Одетый в ливрею чернокожий привратник вежливо спросил у Кареллы, к кому он. Карелла предъявил жетон и сообщил, что ему нужен мистер Моргенштерн. Привратник переговорил с кем-то по селектору и сообщил Карелле, что тот может идти. Ему нужен пентхауз С, лифт направо по коридору. Дверь Карелле открыла чернокожая горничная и сказала, что мистер Моргенштерн сейчас находится в столовой — не будет ли мистер так любезен следовать за ней? Карелла прошел следом за горничной через роскошно обставленную квартиру, все окна которой выходили в парк.
Марвин Моргенштерн сидел в эркере, залитом яркими лучами утреннего солнца. Он был одет в синий шелковый халат. Из-под полы халата и из выреза выглядывала шелковая же пижама бледно-синего оттенка. Когда горничная ввела детектива в комнату, Моргенштерн как раз жевал кусочек тоста.
— Здравствуйте, — сказал Моргенштерн, — рад вас видеть. — С этими словами он встал, отряхнул крошки и протянул руку Карелле. Они поздоровались, и Моргенштерн предложил: — Присаживайтесь. Кофе хотите? А может, тост? Элли, принесите горячих тостов и еще одну чашку. Может, вам апельсинового сока? Элли, еще стакан сока, пожалуйста. Да вы присаживайтесь.
Карелла сел.
Он позавтракал в восемь утра, а сейчас было уже начало одиннадцатого. Моргенштерн еще не брился, но уже успел причесаться — зачесал волосы назад и не стал делать пробора. У него были лохматые черные брови под стать волосам, хотя волосы были настолько черными, что создавали впечатление крашеных. А может, он и брови красил. Узкие тонкие губы, ярко-голубые глаза. В глазах, похоже, прыгали смешинки, хотя Карелла не видел в случившемся преступлении ничего забавного.
— Как вы думаете, кто это сделал? — спросил Моргенштерн.
— А вы как думаете?
— Да кто его знает? В этом городе психов полно. Ну а какие-нибудь идеи у вас есть?
— Мы ведем расследование, — туманно ответил Карелла.
— И поэтому вы сюда и пришли?
— Да.
— Вы думаете, что это сделал я? — спросил Моргенштерн и расхохотался.
— Вы?
— Мне шестьдесят семь лет, — произнес Моргенштерн, отсмеявшись. — Три года назад я перенес инфаркт, мое колено, из которого двадцать лет назад удалили хрящ, начало болеть к непогоде, а вы думаете, что я напал в темном переулке на актрису из собственного театра? Совесть у вас есть, приятель? А, это вы, Элли. Свежий кофе? Замечательно. Поставьте сюда. Да, спасибо.
Горничная поставила поднос, на котором находились чайная ложечка, вилка, нож, салфетка, стакан апельсинового сока, пустая чашка и блюдце, вазочка с тостами и джезва с горячим кофе. Карелла прикинул, что горничной, должно быть, не больше двадцати трех — красивая женщина с вишневыми глазами и с лицом цвета кофе с молоком. Детектив подумал, что горничная, должно быть, гаитянка — в последнее время появилось много эмигрантов с Гаити. Не произнеся ни слова, девушка покинула комнату.
Моргенштерн разлил кофе, придвинул детективу сахарницу и молочник. Карелла выпил сок и потянулся за тостом. Он намазал тост маслом, потом добавил земляничного джема и откусил. Хлеб был свежим, а тост — хрустящим и теплым. Кофе тоже был хорош — крепкий и вкусный. Карелла расположился как дома.
— В таком случае расскажите мне о театральном бизнесе, — попросил он.
— Вы хотите знать, стоило ли мне пырять ее ножом? — спросил Моргенштерн.
Похоже, происходящее по-прежнему его забавляло.
— Что-то вроде того, — согласился Карелла.
— Что-то вроде того, много ли я выиграл от ранения моей звезды и от того, что название пьесы теперь на слуху у всего города? — И Моргенштерн широко, безо всякой задней мысли улыбнулся.
— И дата премьеры тоже, — добавил Карелла.
— Правильно, шестнадцатое число, — сказал Моргенштерн. — В четверг вечером. За день до еврейской Пасхи и страстной пятницы. Это принесет нам удачу, вам не кажется? Двойной праздник. Ну так разрешите просто сказать вам, сколько я заработаю, если эта пьеса станет хитом сезона. А я допускаю, что вероятность этого достаточно высока. На следующей неделе мы попадем на обложку «Тайма», понимаете? В воскресный номер.
— Я об этом не знал.
— Ну, так или иначе, это превратилось в телевизионную драму с продолжением. Просто невозможно послушать новости, чтобы вам тут же не сообщили про Мишель Кассиди. Мишель Кассиди, Мишель Кассиди, повсюду Мишель Кассиди. А правда, что еще нужно телевизионщикам? Красивую девицу с большими сиськами пырнули ножом — конечно, они тут же это проглотили. На публике они заламывают руки, а в кулуарах куют железо, пока горячо. Я не удивлюсь, если они сделают из этого «мыльную оперу». Впрочем, я ничего против не имею. На самом деле, если вы хотите оказать мне большую услугу, — арестуйте кого-нибудь до премьеры. Чтобы история развивалась — понимаете?