Но похоже было, что сегодня вечером маленький Франциск особенно упорно не желал исполнять свои обязанности. Хайнес, как терпеливый хозяин и добропорядочный гражданин, уже и упрашивал Франциска, и льстил ему, но никакого воздействия эти уговоры не оказывали. Песик продолжал с презрением воротить нос и от чахлых деревьев, и от основательных водоразборных кранов.
Нежелание собачки отправлять естественные потребности, соединенное с известностью Хайнеса, приводило к тому, что до них постоянно доносились приветственные или одобрительные возгласы со стороны прохожих. Хайнеса узнавали не потому, что он играл режиссера — или, если точнее, Режиссера — в каком-то захудалом театре в верхнем городе. Своей известностью он был обязан идущей по пять дней в неделю «мыльной опере» «Прялка Катерины», в которой он играл полюбившегося публике доктора по имени Джереми Фиппс. Пока они прогуливались по авеню, постоянно останавливаясь и ожидая, пока Франциск обнюхает и отвергнет очередное место, прохожие улыбались Хайнесу, махали ему рукой или приветствовали его фамильярными восклицаниями: «Эй, док, как дела?» или «Эй, док, а где Анабелла?» Анабеллой звали утку, которая по сценарию была любимицей доктора и которую недавно похитила банда незаконно въехавших в страну китайских иммигрантов. Бандиты воровали домашних птиц и продавали их в рестораны, специализировавшиеся на пекинской кухне. С учетом всего того внимания, которое песик уделял местам, потенциально пригодным для облегчения организма, усилий, которые тратил Хайнес на то, чтобы подольститься к Франциску и убедить его сделать свои дела, и, плюс к этому, с учетом бурного внимания, которое уделяли им чуть ли не все жители города, обеспокоенные судьбой доктора Фиппса, Клинг обнаружил, что ему весьма трудно задавать сколько-нибудь последовательные и осмысленные вопросы. Но он обязан был их задать.
— Подтверждаете ли вы тот факт, что седьмого апреля с семи до десяти вечера вы находились в квартире, где проживают мистер Кендалл и мистер Делакрус?
— Да, подтверждаю, — ответил Хайнес. — Видите ли, я добивался возникновения определенного образа мыслей. Обычные люди часто думают, что актер просто берет и с разгону входит в роль, словно ребенок, который может вообразить себя кем угодно. Но, увы, все это далеко не так просто. Здесь огромную роль играют умение входить в роль, актерское мастерство и тщательные поиски образа. Я уж не говорю о таланте, — скромно добавил он. — И все же для создания роли требуется нечто еще. Я должен признать, что Эшли позволил мне сделать очень ценные наблюдения. Я чувствую, что мое толкование этой необыкновенно трудной роли намного улучшилось благодаря нашей беседе.
Клингу начало казаться, что каждый человек, связанный с театром, живет в некоем вымышленном эгоцентричном мире. Он уже начал верить, что никто из людей, участвующих в постановке «Любовной истории», не мог убить Мишель Кассиди. Каждый из них был целиком и полностью поглощен собой любимым, а подобная самовлюбленность просто не позволяла осознать существование никакого другого человека во вселенной. Кого же, в таком случае, убивать?
Тем не менее Клинг упорно продолжал свои расспросы:
— Выходили ли вы или мистер Кендалл из квартиры в этот промежуток времени?
— Я ушел в десять.
— А до того?
— Нет. Никто из нас не выходил.
— А мистер Делакрус?
— Я не замечал, чтобы он хоть раз выходил, — ответил Хайнес и победоносно воскликнул: — Молодец, Франциск! Хороший мальчик!
Ночью они лежали рядом и шептались в темноте.
— Мне страшно.
— Не надо, не бойся.
— Меня всегда пугали копы.
— Не надо бояться.
Прикосновения, поглаживания, утешения.
— Даже в детстве. Они всегда меня пугали.
— Здесь нечего бояться.
— Я боюсь, что они на чем-нибудь меня поймают.
— Нет, нет.
— На чем-нибудь нехорошем.
— Я с тобой, радость моя, не волнуйся...
— Они заставляют меня ощущать собственную вину. Копы. Я не знаю, почему так получается.
— Ну-ну, не надо!
Знакомое тело во тьме, прикосновения, поглаживания.
— Они подозревают, что это мы ее убили.
— Они всех подозревают.
— Помнишь один роман у Агаты Кристи?
— Который?
— Тот, в котором ее убили все вместе.
— А, да. Еще фильм такой был.
— Да.
— Изумительный фильм.
— Да.
— Про поезд.
— Да. Они убили ее все вместе.
— Клузо. Инспектором был Клузо.
— Нет, его звали не так.
— А как же?
— Почему ты об этом заговорил?
— Мне показалось...
— Нет, это был не Клузо.
— Да, пожалуй.
— Ну вот, теперь я всю ночь не засну.
— Извини, радость моя.
— Из-за них и этого Клузо я теперь глаз не сомкну.
— Выбрось это из головы.
— Из-за Клузо и этих чертовых полицейских.
— Ну прости.
— Они думают, что это мы ее убили.
— Ну перестань, попытайся расслабиться.
— Хотят повесить это на нас.
— Не надо, радость моя. Просто расслабься.
Тишина.
— Вот так?
— Да.
— Так лучше?
— Да.
Снова тихо.
— Ну как же его звали-то?
— Выбрось это из головы.
— Какой-то бельгиец.
— Да, только расслабься.
— Инспектор.
— Расслабься.
— Я стараюсь.
— Просто позволь мне...
— А я что делаю?
— ...помочь тебе расслабиться.
— Да.
Поцелуи. Поглаживания. Прикосновения к знакомому телу. Томный вздох.
— Так лучше, радость моя?
— Да.
— Правда, лучше?
— Да.
— Намного лучше, ведь правда?
— Да.
— Теперь давай ты.
— Да.
— Дай мне твою силу.
— Да.
— Дай ее мне, дай!
— О Боже!
— Да!
— Да!
— О да, любовь моя.
Тишина. Только слышно, как где-то в квартире тикают часы да еще раздается дыхание.
— Хосе?
— М-м?
— Инспектора звали Мегрэ.
— Да, спасибо.
Тишина. С улицы донесся вой полицейской сирены. Снова стало тихо.
— Эшли?
— М-м?
— Это был Пуаро.
Ночью в постели она сообщила ему, что ее вызывают в суд. Ее глаза сверкали, а пальцы так и порхали. Она была просто вне себя от гнева. Он следил за ее руками. Его обеспокоило, что ей предъявили вызов в суд здесь, в их округе, что ее обвинили в уголовно наказуемом преступлении, и никак не меньше.
— Что ты сделала с этой женщиной? — спросил он, тщательно выговаривая слова, почти что выпевая их.
«Что я с ней сделала? — возмутилась Тедди. — Почему ты не спросишь, что она со мной сделала?» — и она вскинула голову, желая подчеркнуть свои слова. Но еще лучше их подчеркивали молнии, которые метали ее темные глаза.
Он не смог удержать улыбку и потому допустил ошибку, когда полупропел, полупроизнес:
— Ты такая красивая, когда сердишься.
Тедди, однако, не видела в этом ничего смешного.
«Ты хочешь узнать, что произошло, или ты хочешь носить мне передачи в тюрьму?!»
— Я слушаю, — заверил ее Карелла.
Судя по рассказу Тедди, Эйприл позвонила в полицию, и по ее отчаянному звонку пять минут спустя приехала патрульная машина. Все это время разъяренная женщина продолжала орать на Тедди и ни в какую не желала выпускать лацканы ее пиджака, несмотря на то, что Тедди продолжала пинать ее...
«На мне были туфли на шпильке, — сообщила она. — Я обедала в нижнем городе, вместе с Эйлин...»
— Как там она? — спросил Карелла.
«Отлично. Оттуда я отправилась прямо домой, чтобы забрать Эйприл и отвезти ее в балетную школу. Это те мои французские туфли на шпильке и с заостренными носками. Теперь у нее на ногах ссадины от каблуков».
«О-е-ей!» — подумал Карелла.
Со слов Тедди он понял, что эта женщина, настоящая бегемотиха в добрые две тысячи фунтов весом, трясла ее так, что у нее зубы лязгали. Она буквально подняла ее в воздух, когда Тедди попыталась снова ее пнуть. В конце концов вопли этой бегемотихи привлекли внимание полицейского, который патрулировал стоянку...
«Какой-то тупица из сто пятьдесят третьего», — сообщила Тедди. Это был здешний, риверхедский участок. Недавно в нем посадили шестерых детективов за то, что они воровали деньги и наркотики у всяких дельцов.
Офицер сказал им, чтобы они перестали, разнял их, подождал, пока они немного успокоятся, а потом выслушал толстуху, обвинившую Тедди в том, что та только что врезалась в багажник ее «Бьюика». Это была наглая ложь, но мистер Тупица выслушал ее серьезно и торжественно, качая головой в знак изумления. Эйприл попыталась объяснить, что все это неправда, что это как раз полная дама врезалась в их машину, но мистер Кретин сказал, что пускай ее мама объясняет все сама. Тогда Эйприл объяснила ему, что ее мама — глухонемая и что она может выражать свои мысли только при помощи языка жестов. Может, господин офицер знает этот язык? Офицер признался, что нет, он его не знает. Но теперь он взирал на Тедди в сомнении — имеют ли глухонемые право водить машину?
Теперь толстая дама задрала юбку, чтобы показать свои бочкоподобные ноги. На одной из них текла кровь из маленькой ранки, которая явно образовалась после первого пинка Тедди. А на самой Тедди не было никаких видимых следов нападения, ведь толстуха только и сделала, что трясла Тедди так, что у нее все внутренние органы перемешались. Мистер Идиот хотел было предложить дамам обменяться страховыми карточками, пожать друг другу руки и подождать мирного решения вопроса, но тут толстуха принялась кричать, что эта бешеная, которая на нее набросилась, — жена детектива и что копы всегда заодно, и что нельзя ждать никакой справедливости от копов, потому что они всегда защищают своих, и сообщите ваше имя и номер вашего жетона, я подам жалобу в Верховный суд — вы меня слышите? Тогда мистер Имбецил, видимо, вспомнил недавние беспорядки в Гровер-парке. Ему не захотелось наживать себе неприятности — в его тихом участке, где не было торговых улиц, ничего особого не происходило, — и он в своей поистине соломоновой мудрости не нашел ничего лучшего, как предложить Тедди пройти с ним в участок, чтобы ей там выписали повестку. Он так и сказал: «Пусть с этим разбирается суд», — трус этакий!
Продолжая кипеть, Тедди показала Карелле повестку.
НАСТОЯЩИМ ВАМ ПРЕДПИСЫВАЕТСЯ ЯВИТЬСЯ В СУД РАЙОНА РИВЕРХЕД, ЧТОБЫ ОТВЕТИТЬ НА ВЫДВИНУТОЕ ПРОТИВ ВАС ОБВИНЕНИЕ.
Правонарушение: Нападение третьей степени
Суд: уголовный суд района Риверхед
Часть: АР2
Адрес: 1142, бульвар Кулиджа, Риверхед
Время: 09.30
Число: 24 апреля
ИНСТРУКЦИИ ДЛЯ ОБВИНЯЕМОГО:
ВЫ ОБЯЗАНЫ ЯВИТЬСЯ В СУД В ТОТ ДЕНЬ И В ТО ВРЕМЯ, КОТОРЫЕ УКАЗАНЫ В ПОВЕСТКЕ, И ПЕРЕДАТЬ ЕЕ ЧИНОВНИКУ СУДА.
Если вы не явитесь для дачи объяснений, то в дополнение к ордеру, врученному вам при аресте, вам может быть предъявлено обвинение в неуважении к суду, что карается штрафом, либо тюремным заключением, либо и тем, и другим. Кроме того, если вы не сможете выполнить требования, изложенные в этой повестке, внесенный за вас залог будет конфискован.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ИНСТРУКЦИИ
ПОРУЧИТЕЛИ, ЕСЛИ ЕСТЬ, ИХ ИМЕНА
ДА/+/НЕТ
РАСПИСКА ОБВИНЯЕМОГО
Я, нижеподписавшийся, настоящим признаю, что данная повестка вручена мне лично в руки, и обязуюсь явиться в суд в указанное время.
Подпись обвиняемого: Теодора Франклин Карелла.
— Я вижу, ты подписала повестку, — сказал Карелла.
Тедди кивнула.
— А что случилось с той женщиной?
«Она вместе с нами пошла в полицейский участок. Там она стояла, уперев руки в боки, и нависала над детективом, пока тот выписывал повестку».
— Ты говоришь, она на тебя кричала...
«Да».
— Трясла тебя...
«Да».
— А ей они предъявили какое-нибудь обвинение?
«Нет».
— Эти ослы просто взяли и отпустили ее?
«Да».
Карелла прочитал имя детектива, написанное на обороте повестки. Оно ему ничего не говорило.
— Я вижу, они еще и взяли у тебя отпечатки пальцев, — сказал он.
Тедди кивнула.
— Сфотографировали тебя...
Тедди снова кивнула. Ее гнев уже утих. Теперь она просто выглядела очень обеспокоенной.
Покачав головой, Карелла посмотрел на дату явки в суд.
— В суд нужно явиться через две недели, — сказал он. — Твой адвокат захочет...
«Мой адвокат?!»
— Милая, но ведь речь идет о правонарушении, — сказал Карелла. — По такому обвинению тебя могут посадить на год. Нам обязательно нужно что-то сделать. Нам нужно добиться полной отмены обвинения, отсрочки в интересах правосудия или даже отсрочки для пересмотра обстоятельств дела. Если делом займется окружная прокуратура, мы выдвинем встречное обвинение против этой женщины. Она наверняка забеспокоится, и, может даже, сама отзовет свой иск. Правда, солнышко, не беспокойся, — сказал он, привлек Тедди к себе и поцеловал ее в макушку.
Она лежала в его объятиях тихо, как мышка.
— Мы не позволим этому делу зайти слишком далеко, — сказал Карелла. — Это всего лишь дорожное происшествие. Тот бестолковый офицер должен был решить все на месте. Они там, должно быть, сейчас все запуганы. Из-за этих детективов, которые погорели.
Тедди не ответила. Карелла чувствовал, как напряжено ее тело под ночной рубашкой.
— Не нужно беспокоиться, — сказал он. — Любой здравомыслящий окружной прокурор отменит это обвинение в ту же минуту, как только увидит.
Тедди кивнула.
— Тот коп, который задержал тебя, — он был белый? — спросил Карелла.
«Да».
— А тот детектив, который выписывал повестку? Он тоже был белым?
«Да».
— А эта толстуха?
«Чернокожая».
Карелла тяжело вздохнул.
«Но я не понимаю, что это меняет», — знаками показала Тедди.
— И правда, ничего, — согласился он.
Стоявшие на тумбочке часы показывали четверть одиннадцатого.
Карелла дотянулся до лампы и выключил свет.
Потом он взял ее руку и приложил к своим губам.
— Спокойной ночи, солнышко, — сказал он, касаясь губами пальцев.