— Да, — произнес мистер Копли угрюмо, — но это лучше, чем в прошлом году. Они побили нас на семи калитках. Я прав, мистер Толбой?
— Нет, — ответил Толбой.
— Прошу прощения, — сказал мистер Копли, — возможно, это было в позапрошлом году. Вы должны знать, потому что, я полагаю, вы были и тогда капитаном.
Мистер Толбой не обратил никакого внимания на последние слова мистера Копли и обратился к Брэдону:
— Они вытащили столбик крикетной калитки в 18.30; постарайтесь и продержитесь до этого времени, если сможете.
Брэдон кивнул. Это подходило ему как нельзя лучше. Спокойная, тихая игра на оборону была игрой, наименее характерной для Питера Уимзи. Он прохаживался у линии ворот, использовав несколько ценных минут для того, чтобы собраться, и встретил удар с выражением полного спокойствия на лице.
Возможно, все прошло бы согласно тактике Брэдона, если бы не то обстоятельство, что боулер противника, находившийся в конце покрытой травой части поля, был человеком с индивидуальной отличительной особенностью игры. Он начал свою перебежку от полевого игрока «на расстоянии биты», яростно разогнался на расстоянии ярда от калитки, остановился, резко подпрыгнул и словно перекувырнулся через голову (он сделал это так молниеносно, что невозможно было разобрать его движения) и отправил безупречный прямой удар абсолютной точности. При выполнении этого маневра, нога игрока «Брозерхуд» поскользнулась в момент его приземления и подпрыгивания, он пошатнулся, выполнил нечто, отдаленно напоминающее шпагат, и поднялся, массируя свою ногу. В результате, хромая, он удалился и был выведен из игры, а на поле его место занял Симмондс, их быстрый боулер.
Третий мяч Симмондса подпрыгнул и отскочил от участка голой земли в сторону, сильно ударив Брэдона по локтю.
Потеряв на некоторое время самообладание от резкого удара, лорд Питер Уимзи разозлился и забыл о своей роли Дэса Брэдона. Он видел перед собой только яркие подтяжки мистера Миллера, зеленый дерн и овал мяча в приглушенном солнечном свете. Следующий мяч Симмондса стал еще одним смертельным прыгающим мячом, подскочившим на небольшую высоту, и Питер Уимзи, гневно расправив плечи, шагнул от своей линии поля, как мстительный дух, и сильно ударил битой за границы поля. Далее он изловчился послать мяч «ноге бэтсмена»[23] для тройки, чуть не размозжив голову игроку в левом положении против калитки, и так сильно смутил полевого игрока на дальней позиции, что тот отбросил его назад в неправильную сторону поля, давая команде рекламщиков новую возможность для перебрасывания. Последний мяч мистера Симмондса Питер принял с презрением, нанеся по нему скользящий удар, Когда он пронесся со свистом на расстоянии половины ярда к ноге Бэтсмена и сделал одну перебежку.
Теперь он встретился со специалистом по отскокам справа[24]". С первыми двумя мячами игрок обошелся осторожно, затем последовал третий сильный удар через линию поля на шестерку. Четвертый поднялся неуклюже, и он срезал мяч, но пятый и шестой последовали за третьим номером. Поднялся крик болельщиков, которому предшествовал пронзительный визг восхищения мисс Партон. Лорд Уимзи дружелюбно улыбнулся публике и приступил к тому, чтобы отправить мяч за калитку.
Хаагедорн бежал во весь опор, задыхаясь, по центральной части поля и шептал слова молитвы: «О господи! О господи! Не дай мне свалять дурака!» Подали сигнал о четверке[25] и смене полевых игроков. Хаагедорн нанес сильный удар своей битой, решительно настроенный защитить свою калитку, даже если за это придется умереть. Мяч прошел под уклоном, и он безжалостно ударил по нему вниз. Если бы только он смог отбить другие пять! Со вторым удачным мячом к нему пришла уверенность. Он изменил направление третьего мяча к «ноге бэтсмена» и, к своему собственному удивлению, обнаружил, что бежит. Когда бэтсмен передал мяч на средней скорости, он услышал, как его коллега прокричал:
— Молодец! Теперь оставь его мне. Хаагедорна ни о чем не надо было больше просить.
Он бы бегал до тех пор, пока не взорвался, или неподвижно стоял, пока бы не стал твердым, как мрамор, если бы только он мог предотвратить конец этого волшебства. Он был плохой бэтсмен, но он был крикетист. Уимзи закончил серию успешных трех мячей и подошел к краю центра поля. Хаагедорн приблизился к нему.
— Я возьму все, что я смогу, — сказал Уимзи. — Но если что-нибудь попадет к вам, блокируйте это. Не беспокойтесь по поводу перебежек. Я о них сам позабочусь.
— Да, Брэдон, — пылко ответил Хаагедорн. — Я сделаю все, что вы скажете. Только продолжайте, только не останавливайтесь.
— Хорошо. Обещаю, мы еще будем подавать мячи. Не бойтесь их. Вы все делаете именно так, как нужно.
Шестью мячами позже Симмондса заменили на специалиста по крученым мячам. Уимзи принял его с энтузиазмом, подрезая последовательно и успешно все удары справа до тех пор, пока капитан «Брозерхуд» не передвинул своих полевых игроков и не сконцентрировал их вокруг калитки с ее правой стороны. Уимзи посмотрел на группировку противника со снисходительной улыбкой и отправил следующие шесть мячей «ноге бэтсмена». Им, в отчаянии, пришлось быстро перестраиваться, и они создали ограниченное пространство из полевых. Уимзи послал сильный удар прямо к центру поля. Счет «Пимс» вырос до ста пятидесяти.
Мистер Брозерхуд, этот старый болельщик со стажем, подпрыгивал на своем кресле, ему давно не приходилось видеть такой мастерской игры. Он радовался, словно ребенок.
— О, прекрасно, сэр. Снова! О, хорошо сыграно, в самом деле! — Его белые усы развевались, как флаги. — Почему вы, мистер Толбой, черт вас побери, отправили этого человека на девятое место? — сурово спросил он. — Он — настоящий крикетист. Он единственный крикетист среди всего вашего проклятого сборища. О, хорошо пустил! — когда мяч ловко скользнул между двумя взволнованными принимающими игроками, которые чуть не столкнулись головами в попытке схватить его. — Посмотрите на это! Я всегда утверждал, что правильное распределение игроков на поле делает девять десятых игры. Этот человек знает это. Кто он?
— Это новый член нашего коллектива, — сказал Толбой. — Он выпускник привилегированной частной школы и говорит, что довольно много занимался крикетом в загородной резиденции, но я понятия не имел, что он может так играть. Великий шотландец! — воскликнул он и начал аплодировать особенно элегантному броску. — Я никогда не видел ничего подобного.
— В самом деле не видели? — резко спросил пожилой человек. — Ну, с тех пор как я смотрю крикет, я видел нечто весьма похожее. Дайте подумать, когда же это было. Должно быть, перед войной. Боже, боже, я иногда думаю, что моя память на имена уже не та, что была прежде, но, по-моему, это было во время университетского матча тысяча девятьсот десятого года или тысяча девятьсот одиннадцатого. Это был год, когда...
Его звенящий голос потонул в крике, когда на табло появился счет сто семьдесят.
— Еще одно очко, чтобы победить! — весело воскликнула мисс Росситер. — О-о! — выдохнула она в тот момент, когда Хаагедорн, оставленный один на один с мячом противника, стал жертвой опасного и неподходящего для данного момента удара. Мяч вился вокруг его ног, как игривый котенок, и сбил столбик крикетной калитки.
Мистер Хаагедорн вернулся почти в слезах; Веддерберн, дрожа от злости и усталости, вышел вперед. Ему ничего не оставалось, кроме как пережить четыре мяча, а затем, если бы чудо не прекратилось, игра была бы выиграна. Первый мяч поднялся немного низковато и как-то уж больно соблазнительно; Веддерберн отступил назад, пропустил его и стремительно бросился обратно к своей линии ворот, чтобы как раз успеть вовремя.
— О, будьте осторожны! Будьте осторожны! — простонала мисс Росситер, а мистер Брозерхуд выругался. Следующий мяч Веддерберн умудрился отправить немного дальше, чем центр поля. Он вытер пот со лба. Следующим был вращающийся мяч, и, пытаясь блокировать его, он подбросил его почти перпендикулярно в воздух. На мгновение, которое показалось Веддерберну долгими часами, зрители увидели крутящийся мяч и распростертые над ним руки игрока, затем мяч упал, упущенный на волосок.