Мне не удалось обрадовать Мадам Кукушкинсом, и настроение у меня чуть поколебалось. Что ж поделаешь. Я обожаю радовать ее, а когда это не получается — искренне огорчаюсь. Я привязана к ней. Я знаю ее много лет, она была подругой моей покойной бабушки. Она считала меня и Петю своими внуками, о чем неоднократно говорила моему отцу.
Затем я обнаружила, что весь грильяж, который я купила на прошлой неделе, бесследно исчез. Это меня совсем расстроило. Мадам грильяж не ест. Ее гости знают, что грильяж всегда покупаю я, и не трогают его, благо и других конфет в доме навалом. Воры, если б и зашли в скромную квартирку Мадам, прихватили бы что-нибудь более ценное. Вывод был простой: грильяж спер Пульс.
С Пульсом я познакомилась у Мадам, а спустя несколько месяцев, когда пришла работать на Вадину картину, встретила его в комнате съемочной группы. Вадя поручил ему ответственную роль милиционера. Эта роль подходила Пульсу, как медведю шкура козленка (или наоборот — козленку шкура медведя). Сам он длинный, очень тощий и сутулый; на носу у него очки типа пенсне, для понта, с простыми стеклами; рот большой; редкие пегие волосы свисают на спину, а часть их зачесана на бок, прикрывая лысину, — кто-то из актеров назвал такую прическу «маньчжурской косичкой»; глазки маленькие, бессмысленные; из ушей торчат мохнатые клочки.
Нет, я не говорю, что у милиционера не может быть «маньчжурской косички» и рыбьих глаз. Может, конечно. Но только не у того, что в нашем фильме. По сценарию он злобный, грубый, ядовитый маньяк. И, само собой, у Пульса абсолютно не получается эта роль. Вместо того чтобы рычать аки лев, он пищит аки мышь; вместо того чтобы смотреть грозно, он таращит свои голубые глазенки, отчего становится не страшно, но смешно... Не понимаю, почему он артист, а не инженер или слесарь. Там хоть не столь видны плачевные результаты труда. И еще не понимаю: почему Вадя пригласил его сниматься? Вадя не глуп и профессию знает хорошо. Что-то тут не так.
Обнаружив исчезновение моего грильяжа, я вконец приуныла. Но тут Мадам (обожаю ее за это) вынула из шкафчика одну конфетку. Лично для меня. Кто ж не ценит, когда что-то делается лично для него? Вот и я ценю. Настроение мое сразу исправилось, я даже простила Пульса. В сущности, подумала я, он не так уж и плох. В нем даже есть нечто... нечто такое... Что за «нечто» есть в Пульсе, я так и не успела сообразить. Едва я раскусила грильяж, как прозвенел звонок в дверь. Это пришел Миша Михайловский.
Миша — отдельный разговор. Он приводит меня в восхищение и недоумение одновременно. Я восхищаюсь его красотой, его умом, его чувством юмора, его талантом, его доброй душой и его несравненным обаянием. Кажется, Миша открыт как ребенок; он так чист, так прекрасен, так внимателен, что люди обычно вываливают на него все свои сомнения и обиды. Недоумеваю я по одной причине: Миша таит в себе какую-то загадку. Я уверена в этом на все сто. Не так он прост, как всем видится. Естественно, я пыталась разгадать Мишу, пользуясь его явным расположением ко мне (скажу по секрету, что год назад он предлагал мне руку и сердце — в шутку, но я поверила и верю до сих пор). Не знаю, ловко ли я повела разговор, но Миша ускользнул от меня так легко и просто, что мне стало обидно. Он — не то что я. Он владеет юмором великолепно. Он умеет шутить тонко и умеет шутить грубо, что я лично считаю верхом совершенства, — попробуйте пошутить грубо и в то же время не вульгарно и действительно смешно! Так вот, используя свой дар юмора, Миша свободно обошел все мои ловушки, и через три минуты мы уже мирно беседовали на тему, предложенную им. Причем на такую тему, что очень увлекала меня, и я даже не заметила, как он свернул разговор. Заметила только дома, когда сидела с Петей и его женой Люсей на кухне и пила чай. Как же мне было обидно! Он провел меня как ребенка! Меня, взрослую опытную женщину! Ужас.
Но что-то меня занесло. Так бывает, когда я думаю о людях, близких мне.
Миша вывалил на кухонный стол Мадам кучу свертков, и мы собрались пировать. Но тут опять зазвонил звонок. Явился Саврасов. Он тоже принес угощение — две бутылки вина. Мило с его стороны. Я люблю вино, но никто вокруг меня не любит, когда я его пью. Это проблема. Но не моя. Я никого не слушаюсь и пью. Правда, много мне все равно не дают. Вот это уже моя проблема.
Миша разлил вино, по традиции наполнив бокалы до краев всем, кроме меня. Мне он налил меньше половины. Я, тоже по традиции, обиделась. Саврасов, опять же по традиции, утешил меня добрым словом. Мадам подмигнула мне, и я с удовлетворением поняла, что при первом же удобном моменте она мне отольет немножко из своего бокала.