Поболтавшись по квартире, я пришла на кухню и сделала себе завтрак. Потом, предварительно прикрыв форточку, чтобы не забрался вор по кличке Кулек, отправилась в ванную совершать утреннее омовение.
Стоя под душем, я думала о Денисе. Последнее время с ним творится что-то странное. Он стал нервным, замкнутым. Такое впечатление, что он находится на перепутье и не знает, как дальше сложится его жизнь. Так — или примерно так — было со мной, когда я решила уйти с дневного и устроилась работать. Не понимаю, что на меня тогда нашло. Моя студенческая жизнь вполне меня устраивала, но поговорив однажды с полузнакомым парнем, который переводился на заочный, я потеряла покой. То, чем я живу, стало казаться ненужным, инфантильным; то, о чем я беседую с приятелями, стало казаться просто глупым. Одна мысль поселилась в моей голове — пойти работать — и потом сверлила без остановки, пока я не пришла в деканат и не решила этот вопрос. На все про все у меня ушло два месяца, и все эти два месяца я пребывала в таком же состоянии, в каком ныне пребывает Денис.
Если б я знала, как ему помочь, я бы помогла. Но я не знала. А навязываться человеку, если он ни о чем не просит, мало того — ни о чем не рассказывает, по-моему, просто неприлично. Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Не хочу в ад.
Единственное, что я могла сделать, — это поговорить с Мишей. Миша — его друг. Он наверняка в курсе того, что происходит с Денисом. Еще можно бы было позвонить Сандалову. Сама я с ним не знакома и никогда его не видела, но знаю от Саврасова, что Денис ходит к нему довольно часто и вроде бы очень мило к нему относится. Надеюсь, что и Сандалов относится к Денису мило.
Подумав, я решила, что звонить Сандалову не буду. Он может послать меня подальше и правильно сделает. Кто я такая Денису? Никто. Так, юная подружка его бабки, дочь именитого художника Павла Антонова и сестра пока еще не очень именитого психотерапевта Петра Антонова. Моего отца Денис лично не знал, а с братом знаком поверхностно — виделись раз или два в доме Мадам, на каких-то праздниках. Так что для его друга Сандалова я — ноль без палочки.
А вот с Мишей поговорить можно. И даже нужно.
Я вышла из ванной, сбросила полотенце на стул в прихожей и пошла на кухню завтракать. Только я успела доесть яичницу, как затрезвонил телефон. На проводе был Петя. Так я и знала.
— Тоня, прибери в своей комнате, книги положи на полку, почисти свои ботинки, полотенце не бросай на стуле, а повесь на веревку, лучше на балконе. Ты позавтракала?
— Да, — ответила я недовольно. Сейчас он спросит, что я ела, а потом скажет, чтобы помыла за собой посуду. Удивительная бестактность.
— Что ты ела? Опять яичницу? В холодильнике есть колбаса и сыр. Не забудь помыть за собой посуду.
— Ладно.
С ним лучше не спорить. По телефону он очень занудный. Телефонная трубка меняет его совершенно. На самом деле из него обычно слова не вытянешь, а стоит ему набрать номер, как начинает распространяться о чем-то совершенно ненужном. А еще врач, а еще психотерапевт.
Распрощавшись с братом, я посмотрела в окно. Погода была так себе, не тепло, но и не холодно. Мне стало жалко выходной, который скорее всего истрачу на телевизор и болтовню по телефону. Поэтому я быстро собралась (посуду мыть не стала, полотенце убирать со стула тоже не стала, книги оставила в коридоре, ботинки решила вымыть в луже у подъезда), высушила волосы феном и поехала к Мадам. Беседы с ней меня облагораживают, ну а книги я могу и дома почитать, перед сном. Что я всегда и делаю.
У Мадам я, конечно, застала Саврасова. Он обрадовался мне. А я — ему.
Мадам была в миноре. Она улыбнулась мне с такой печалью, что у меня сжалось сердце. Я жалею старух. Жизнь прожита, и им остаются только воспоминания да забота о хлебе насущном. Может, в моих устах такое высказывание звучит цинично, но, могу уверить, только звучит. Я действительно так думаю и так чувствую. Хотя такая старуха, как Мадам, может гордиться прожитой жизнью. От отца и от Саврасова я знаю, что она преподавала французский в институте, прошла войну, была трижды ранена, награждена орденами и медалями, вырастила двоих детдомовских, один из которых умер, а второй ее бросил, написала несколько книг о поэтах Серебряного века... Конечно, в двух фразах не расскажешь жизненный путь семидесятисемилетней женщины, даже если просто перечислять...