Едва она успела погрузиться в удивительный мир, созданный гением таинственного Кукушкинса, как раздался резкий звонок в дверь. С усилием Мадам поднялась, отложила книгу и пошла в коридор.
Она никогда не смотрела в глазок, хотя он и был в ее двери. Щелкнув замком, она сразу сделала шаг в сторону, боясь, что незваный гость окажется чересчур энергичным и прихлопнет ее тяжелой дверью. Но все обычные посетители знали об извечном болезненном состоянии Мадам и входили не спеша, позволяя ей отойти на безопасное расстояние. Так произошло и теперь. Медленно дверь отворилась, на коврик ступила нога в башмаке на толстой подошве... Мадам облегченно вздохнула.
— Тоня, — сказала она своим чудесным голосом — чуть сипловатым, мягким, завораживающим, — проходи, не морозь меня.
В прихожую вошла Тоня. Как всегда, с улыбкой до ушей и видом декабриста-заговорщика. В руке она держала новую книгу Кукушкинса — ту же, что сейчас читала Мадам.
— А что у меня есть! — торжествующе сказала она, поднимая книгу.
— У меня такая же, — пожала плечами Мадам, развернулась и двинулась обратно в комнату.
Тонино лицо вытянулось. Она никак не ожидала, что Кукушкинс попадет к Мадам прежде, нежели к ней.
— Кто вам принес? — крикнула она вслед хозяйке, одновременно скидывая ботинок.
— Константин Сергеевич, — отозвалась Мадам.
Второй ботинок полетел к двери. Тоня сунула руку под обувной шкафчик и вытащила разодранные в клочья тапки — память о сиамской кошке Мадам — Алевтине. В прошлом году Алевтина, с детства страдающая олигофренией, истерией и манией преследования, удрала в подвал и больше не вернулась, видимо, вступив в морганатический брак с дворовым котом. Все знакомые Мадам с трудом скрывали свою радость по этому поводу. Алевтина с младых когтей боролась с гостями всеми доступными ей способами. Кидалась на голову, кусалась, царапалась, писала в сапоги, сбрасывала с вешалки головные уборы и какала на них — в общем, вела нормальную партизанскую войну. Мадам — женщина достойная и умная во всех прочих отношениях — в упор не замечала всех безобразий Алевтины, обожала ее, холила и лелеяла, так что гостям приходилось сюсюкать с мерзкой злобной выдрой, дабы угодить хозяйке. Одна Тоня никогда не пасовала перед Алевтиной. И кошка, получив пару пинков и инстинктивно почувствовав достойного противника, ее обходила стороной.
Шаркая длинными подошвами тапок по паркету, Тоня прошла в комнату. Мадам сидела в своем любимом кресле и читала Кукушкинса. Обыкновенно никто не осмеливался тревожить ее за чтением, но опять же — только не Тоня. Она бухнулась на старинный стул с кривыми ножками и с усмешкой посмотрела на Мадам.
— Интересно, Владислава Сергеевна, где ваш брат взял эту книгу?
— В магазине.
— Она еще не продается.
— А ты где ее взяла? — в ответ спросила Мадам.
— Мне Денис дал.
— Ну, значит, Константину Сергеевичу тоже Денис дал.
— Шутка? — Тоня нахмурила брови, как всегда не сразу понимая, что имеет в виду Мадам.
— Тонечка, я не знаю, где Константин Сергеевич взял эту книгу. Я его не спрашивала.
— Это на вас не похоже.
— Знаешь, ты иногда бываешь ужасно занудлива. Поставь, пожалуйста, чайник.
Тоня вздохнула, встала и отправилась на кухню. Ее очень беспокоил один вопрос: где Константин Сергеевич достал только что изданного Кукушкинса? Что касается Дениса — то тут все было ясно. Он такая прелесть, что ему вряд ли кто в силах отказать. Наверняка приехал в типографию и там купил... Но Константин Сергеевич! В высшей степени старомодный господин, не имеющий никакого представления о том, где и как надо добывать блага земные, включая и новые интересные книжки. А Мадам, конечно, как всегда, не удосужилась спросить брата, как же в его тонкие аристократические руки попала эта редкость прежде времени.
Прошлые романы Кукушкинса Константин Сергеевич вообще не читал. Он полагал, что человек с такой фамилией не может быть хорошим писателем. И напрасно Мадам вместе с Тоней и Саврасовым убеждали его, что скорее всего это — псевдоним, и вполне вероятно, что его придумали автору в издательстве. Редакторы горазды портить не только тексты, но и фамилии... «Не верю! — с пафосом восклицал Константин Сергеевич, изо всех сил подражая своему знаменитому тезке. — Не верю! Так не бывает!» В конце концов Мадам махнула на него рукой и знаком показала Тоне и Саврасову оставить Константина Сергеевича в покое. Она, как никто другой, знала, что переупрямить ее брата практически невозможно. За семьдесят шесть лет его жизни это удавалось только его жене, но та почила еще при Хрущеве, и с той поры Константин Сергеевич жил припеваючи, никем не побежденный.