— Спасибо, — проникновенно сказала Тоня. — Кто-то звонит. Открыть дверь?
Звонок тренькнул еще раз.
— Конечно.
Тоня встала и пошла к двери, гадая, кто бы это мог быть. Саврасов? Пульс? Или... Нет, она и не надеялась увидеть здесь Дениса. Он появлялся редко, очень редко. Тоне всегда казалось, что он вообще навешает Мадам только потому, что она приходится ему двоюродной бабушкой. Обыкновенно он сидел скучный, вялый и явно ждал подходящего момента, чтобы исчезнуть. Хотя в последнее время он бывал здесь чаще. Тоня подозревала, что он просто занимал у Мадам деньги...
За дверью стоял Миша Михайловский.
— Миша! Привет!
Тоня действительно очень обрадовалась ему. С этим человеком ей всегда было легко и приятно. Он обладал замечательным характером, тонким чувством юмора и потрясающей внешностью: высокий, выше двух метров, широкоплечий, с темными русыми волосами, зачесанными назад, с обаятельной улыбкой, ясными серыми глазами. Ему недавно исполнилось двадцать девять лет — для артиста возраст расцвета. Но Миша не спешил расцветать. После окончания театрального училища он лет пять отказывался сниматься в кино, хотя режиссеры приглашали его наперебой.
Затем, как рассказывал Тоне Саврасов, Миша все же принял предложение Михалева и прекрасно сыграл роль парня, умирающего от рака. Тоня не видела этого фильма — он прошел пару раз по телевидению, и все. Затем Миша снялся у начинающего режиссера — никто не помнил его фамилий — в роли фантома, души главного героя. Этот фильм Тоня смотрела несколько раз. Только из-за Миши. Он играл великолепно — мудро, красиво, странно.
Некая странность присутствовала и в нем самом. Например, при всем своем добродушии он был тверд как кремень в своих решениях, которые всегда оказывались верными; при всем своем легком и веселом характере он иногда мог быть крайне резок; он был очень честен и где-то очень наивен; он обладал удивительно точным и проницательным умом.
Тоня открыто заявляла, что он прекрасен. С ней соглашались Мадам, Саврасов, Константин Сергеевич, Денис и многие другие. Он чем-то напоминал всем Павла — Тониного отца. Это тоже было странно, так как Павла Миша никогда не видел — только слышал о нем.
— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул Миша, раскинув руки. Потом он осторожно взял Тоню и переставил к вешалке — она загораживала ему дорогу. — Где ты пропадала? Я ждал тебя весь день и всю ночь.
— Разве мы договаривались? — удивилась Тоня.
— Дремучая ты тетка! — отмахнулся Миша, снимая ботинки. — Шуток не понимаешь.
— А! — сказала Тоня, озаренная внезапной догадкой. — Так это ты пошутил?
— Ну конечно.
— Мишенька, — проворковала Мадам, неслышно появляясь из кухни. — Давно ты меня не навещал.
Миша, как и Денис, у Мадам появлялся редко. Но он вообще был затворником.
— Совсем забыл старуху... — жалостливым голосом продолжила за Мадам Тоня.
— Ну-ну! — Мадам погрозила ей пальцем. — Какая я тебе старуха?
Миша подмигнул Тоне.
— Ну что, подружки? Пойдемте чай пить?
Они прошли на кухню, и там Миша вывалил на стол несколько свертков. Он никогда не приходил к Мадам с пустыми руками.
Тоня, надеясь найти колбасу, принялась разворачивать бумагу. В одном свертке действительно оказался кусок колбасы, в других — печенье, конфеты и ванильные сухари.
— Миша, — торжественно сказала Тоня, — ты — идеал. Ты ангел во плоти. Я тобой восхищаюсь.
— Хм! — Мадам строго посмотрела на нее. — Десять минут назад я была ангелом во плоти. А теперь, значит, Миша?
— Вы оба ангелы, — махнула рукой Тоня. — Давайте уже пировать. А то кто-нибудь заявится и объест нас.
— Тоня! — укоризненно покачала головой Мадам. — Как ты...
Но в этот момент раздался звонок в дверь.
Тоня вздохнула и, покорная злой судьбе, пошла в коридор.
Глава третья
Утро началось с того, что я уснула. Да, именно так. Нормальные люди утром просыпаются, а я, наоборот, засыпаю. А все потому, что съемки затянулись до половины второго ночи — домой я приехала в начале третьего, выпила чашку чаю, легла и потом долго ворочалась с боку на бок, вздыхая, как все влюбленные, без сна и покоя. Покою к тому же очень мешали душераздирающие вопли кота с соседнего балкона.
Этот кот меня презирал. Я ни разу не сказала ему «кс-кс-кс, ути, киска, иди сюда», как это делали в экстазе умиления все окрестные бабульки; я ни разу не поделилась с ним своим скромным ужином из колбасы с яйцом; я ни разу не погладила его по мягкой волнистой шерсти красивого цвета детской неожиданности. Мало того, однажды я даже осмелилась оскорбить его мужское достоинство, процедив сквозь зубы: «Пшла, кошара!» Я же не знала, что он кот, а не кошка. Да и, честно говоря, меня не очень-то волнуют такие подробности. Но роковая ошибка свершилась: теперь я была врагом номер один и мой сосед всячески это подчеркивал. Почему я об этом рассказываю? Да потому, что вчера у меня были крупные неприятности, связанные с этим котом.