– Ой, только не надо меня утешать. Мне и так себя жалко, – она облизнула некрашеные губы. – Вы так настойчиво добивались встречи со мной, откуда-то узнали мой телефон. Думаю, в деканате. А теперь вот думаете, о чем со мной говорить. Странно.
Егоров почесал затылок. Да, Романов поручил ему несложную работу, с которой справился бы и мальчишка из частного сыскного бюро, не достойную квалификации Егорова работу. Это если смотреть на дело с одной позиции, высокомерного дурака. А фактически… Фактически Романов доверил ему интимную тайну, которой не может поделиться даже с близкими людьми. Попросил его без участия всяких помощников и доверенных лиц разобраться и помочь. Взять нашкодившего мальчишку за ушко и привести его к оскорбленному, пылающему праведным гневом отцу. Романов – человек, расположения которого добиваются многие влиятельные люди, сильные мира сего. Стать начальником его службы безопасности кое-что да значит, – сказал себе Егоров и вздохнул. Но удовлетворенное тщеславие почему-то уже не грело душу.
Ясно, за прошедшую неделю, с тех пор, как в квартире Лены установлена прослушиювающая апарарура, в гостях у девушки никто не побывал, любопытных телефонных разговоров не состоялось. Какой-то художественный треп с подругами, темы самые общие: литература, обман видеозаписями, сплетни о преподавателях вуза. Все пустое. Только единожды сердце Егорова сладко заныло, словно почувствовало близкую удачу. Романовой позвонил некто Женя, поговорил о том о сем и перед тем, как положить трубку, пригласил Лену заходить к нему в любое удобное время. Сверившись с фотографиями, сделанными с записной книжки Романовой, он позвонил по нужному телефону и убедился, что загадочный Женя ни кто иной, как парикмахер, у которого Лена стриглась и делала укладку.
В другой день к вечеру Лене позвонил какой-то Эдик. Егоров трижды прокрутил запись телефонной беседы, найдя в диалоге мужчины и женщины множество двусмысленностей. Вот Эдик приятным баритончиком говорит: «Что-то ты потерялась. Не звонишь, в гости не зовешь. А я не против того, чтобы встретиться». Голос Романовой немного растерян: «Закрутилась совсем, одно, другое. Сейчас мне не до встреч». Эдик вздыхает: «А я тут хотел к тебе в гости нагрянуть. Проезжал мимо, но без приглашения как-то неудобно. Хотя ты знаешь, я все делаю быстро. Раз-два – и готово. Минутное дело».
Лена смеется: «Напрасно, мог бы заехать и без приглашения раз все так быстро. Какие уж тут церемонии?» «Учту, – прогудел Эдик – Хотя ты ведь сама на колесах, а моя контора в центре. Заезжай хоть завтра. А то ты у меня на работе ещё ни разу не была, все я к тебе катаюсь». Пауза в несколько секунд, вздох, очевидно, выражающий Ленино раздумье и сомнение в целесообразности такой поездки: «Ладно, в два устроит? Тогда диктуй адрес». Егоров переписал рабочий адрес Эдика в записную книжку.
Да, слишком уж много двусмысленностей. Что значит «минутное дело»? И что значит «раз-два – и готово»? Эти слова и выражения могут означать все, что угодно. В записной книжке Лены телефон никакого Эдика не значился, возможно, столь незначительный человек, что его телефоном она марать бумагу не стала. Возможно, и обратное: человек настолько близок, что его телефон написан горящими буквами на ткани женской души. Что хочешь, то и думай. Но лишними загадками Егоров голову забивать не привык, решив установить личность Эдика на следующий же день.
По тому адресу, что Эдик продиктовал Романовой, оказалась всего-навсего сапожная мастерская. Егоров аж крякнул с досады. Теперь ясно, что «раз-два – и готово» значит снять мерку с ноги или сделать примерку обуви. Действительно ведь минутное дело.
С водолазом-лингвистом вопрос решился и того быстрее. Егоров заглянул в служебное помещение бассейна и глянул на тщедушного кривоногого мужичка средних лет с маленькой лысой головой, похожей на сжатый кулак с лохматыми ушами. И стало ясно: такого к себе не всякая худая потаскушка подпустит. Этот вариант отпал сам собой. «Вы кого-то ищете?» – спросил водолаз. Егоров молча закрыл за собой дверь.
Егоров уже выпил большую рюмку коньяка, закусил посыпанным сахаром ломтиком лимона, и почувствовал себя с своей тарелке.
– Я хотел поговорить о вашей подруге, Лене Романовой, – сказал он, обсасывая горькую корочку. – Вы ведь с ней близкие подруги?
– Допустим.
– Вы, Вероника, человек деловой, прагматичный, с вами можно без обиняков и всяких там лирических отступлений, – в эту минуту Егоров почему-то решил, что разговор обязательно получится. – Вот я и встретился с вами, чтобы поговорить о Лене.
– Я по телефону не поняла, кем вы ей доводитесь, – оборвала Егорова Вероника. – Вы родственник? И что вас интересует, её успеваемость? Учится она хорошо, правда, не очень старательно, – Вероника насмешливо прищурилась.
– Я доверенное лицо отца Лены и, конечно же, меньше всего интересуюсь её успеваемостью.
– Понятно, – заинтересовалась Вероника. – Но что вы хотите узнать от меня? – У нас состоится откровенная беседа, если вы пообещаете, что она не станет достоянием всего вашего факультета, – Егоров сладко улыбнулся. – Есть вещи, о которых широкой общественности лучше не знать. Злые языки, завистники, недоброжелатели. А Лене ещё учиться два года.
– Все останется между нами.
Вероника приложила указательный палец ко рту, и Егоров понял что завтра же она разнесет весть всем знакомым. Однако решающего значения это не имело, о беременности Лены все равно скоро узнается.
– Очень надеюсь на вашу порядочность.
Егоров просительно склонил голову на бок, меньше всего он надеялся на порядочность Вероники, но лучших источников информации пока не находилось. А тут подруга, едва ли не лучшая институтская подруга Лены Романовой, сидит перед ним. Правда, в записной книжке Романовой значились десятки мужских имен и фамилий, телефонные номера. Но если начать работать с каждым персонажем, поиски затянутся на необозримую перспективу, потребуются многие недели, а то и месяцы, чтобы сесть на хвост этого папаши.
– Дело очень деликатное. Не знаю, делится Лена с вами своими личными проблемами, но хотел бы это знать.
– Вот уж не подумала бы никогда, что у Романовой есть какие-то проблемы, – Вероника задумчиво глядела в даль.
– Личные проблемы, Бог мой, да из них соткано все наше существование, – теперь Егоров уже не собирался отступать.
– Объясните, что вы, собственно, хотите знать, – сказала Вероника. – Я не понимаю языка полунамеков. А то наводите тень на плетень.
– Лена попала в затруднительное положение, – Егоров остался недоволен собственным косноязычием, лучше уж действительно обо всем сказать открытым текстом. – Короче, Лена беременна, – выпалил он.
– Вот как? – на лице Вероники не отразилось и тени удивления.
– И Лена не хочет сообщить отцу, кто, ну, то есть… Вы понимаете. А Юрий Сергеевич хочет знать правду, думаю, он имеет на это право. Правильно?
– Смотря что «правильно», – лицо Вероники осветила змеиная улыбка. – Если под словом «правильно» иметь в виду то, что Лена залетела. Это правильно и вполне естественно с физиологической точки зрения. Если она не хочет посвящать в собственные секреты драгоценного отца – это тоже правильно. Я лично её не осуждаю. Каждый человек имеет право…
– Пожалуйста, оставим эту демагогию.
Егоров поморщился. «Ну давай, сучка завистливая, шевели языком», – думал он, начиная злиться на Веронику.
– Мы же с вами взрослые люди, а эти разговоры о правах на тайну личной жизни и всякое такое смешно слышать от вас. Кстати, вы только что сказали, что её беременность естественное дело. В каком смысле?
– Если жить с мужчиной, могут появиться дети – в таком, – Видимо, у Вероники, привыкшей, по собственным словам, платить втридорога за все блага жизни, шевельнулась та мысль, что съеденное мороженое надо ещё и отработать. – У Лены была связь, довольно долгая, с одним из наших преподавателей. С доцентом кафедры экономики Олегом Олеговичем Десятниковым. Это единственно по-настоящему серьезное Ленино увлечение, известное мне.