— Знаешь, Светка, не понравилось мне в сыскной группе. Хочу в убойный…
Я охнула и торопливо прикрыла дверь. Так далеко Мегрэнь еще не заходила…
— Кто старое помянет, тому глаз вон! — с нажимом произнесла Мегрэнь, так же, как и я, вспомнив летнее приключение, потянулась и сбросила ноги с дивана. — Слышала такую поговорку? А в сыскной я точно не пойду… Масштаб не мой…
— Масштаб? — фыркнула я. — Ну да, тебе сразу Интерпол подавай! Слушай, может, для разнообразия появишься в альма-матер? Вышибут тебя оттуда, что тогда?
— Обижаешь, — хрюкнула подружка, — учеба в полном шоколаде… Ей-богу, не вру!
— Ага, — рассмеялась я, — а пальцы-то небось крестиком держишь!
Мегрэнь тоже рассмеялась и встала.
— Ладно, Светик, пойду… Дел у меня еще полно, собраться надо…
— Ты когда к тетке едешь?
— Сегодня вечером. Юрка отвезет. Через три дня вернусь.
Я кивнула:
— Всем привет передавай… И Юрке…
— Юрке только привет? — противным голосом протянула Мегрэнь и игриво повела тонкими бровями. — Может, еще чего… на словах? Али на пальцах?
— Иди ты… — сердито буркнула я. — Давай топай, а то опоздаешь…
Она захихикала и взялась за дверную ручку,
— Ой, Свет, чуть не забыла: получи лекарство для Татьяны Антоновны. Я сегодня заказала, завтра после трех будет готово.
Забрав талон, я с облегчением закрыла за Тайкой дверь. В больших количествах у меня от нее начинает болеть голова. Но теперь три спокойных дня гарантированы, за это время я успею разделаться с накопившейся работой, а там, глядишь, и выходные. Напевая себе под нос песенку, я снова устроилась за столом и перевернула страницу. Так, что у нас здесь…
Я подняла голову и глянула в окно. На улице было совсем темно, в окнах дома напротив горел свет. Устало зажмурившись, я потерла переносицу. Ладно, остальное сделаю завтра, совсем немного осталось. Я собрала листы в стопку, поднялась и пошла на кухню. Проходя по коридору, я вдруг увидела на тумбочке пестрый полиэтиленовый пакет. Это еще откуда? Я взяла его в руки. Все ясно. Дорогая подруга заболталась до того, что забыла свои конспекты. В раздумье я взглянула на часы. Однако время позднее, скорее всего, Мегрэнь уже уехала. Остается только надеяться, что пакет в ближайшие дни ей не понадобится.
— Растрепа! — не без удовольствия сказала я вслух и положила пакет на место.
— Георгиевская? Еще не готово! — не поднимая глаз, бросила мне полная пожилая женщина в белом халате и сердито шлепнула квитком по зеленой пластиковой стойке.
— А когда? — заискивающе спросила я, потому что заходить в аптеку еще раз вечером, делая большой крюк, не хотелось.
— После пяти… — отрезала провизор и повысила голос: — Следующий!
Стоявший позади маленький юркий мужичонка в кепке активизировался, попробовав оттереть меня от заветного окошка. Но я, не отрывая глаз от сердитой тетки, ткнула его согнутым локтем в бок, и он угомонился.
— Здесь написано в три…
Тетка выпрямилась, подняла на меня глаза и печально вздохнула.
— Что ж я, по-вашему, читать не умею? Написано… Не успевают сделать, понимаете? Работать некому!
Крыть было нечем, я скрипнула зубами и вышла на свежий воздух. Что делать два часа, один бог знает. Ехать снова на работу нет смысла, домой тоже. Придется два часа болтаться по улицам, одно утешение — погода хорошая.
Я неторопливо пошла по бульвару, осторожно поддевая мыском первые опавшие листья. Вот так всегда — не успеешь дождаться начала лета, как оно уже закончилось… На глаза попалась садовая скамейка. Я села.
— Ой, бабуль, гляди, ручка! — услышала я и увидела шедших мимо старушку и девочку лет десяти в яркой оранжевой куртке.
Девочка быстро наклонилась и подняла что-то из листьев. Я распахнула глаза, опознав в ее руках свою собственную авторучку.
— Не трогай всякую гадость! — торопливо воскликнула старушка и, приблизившись к девочке, добавила: — Ой, какая красивая… Ну-ка, дай…
Я схватила в руки свою сумку и позеленела. Сбоку и снизу она была вспорота чем-то острым: в дыру спокойно входил мой кулак и так же спокойно выходил. Провожая тоскливым взглядом нарядную детскую куртку, я горько, вздохнула. Несомненно, эту пакость проделал тот плюгавый мужичонка в аптеке. Я попробовала вспомнить его лицо, но почти сразу поняла, что вспоминается в лучшем случае кепка. Выходило, что рассказы Мегрэни об изобретательности братии карманников — чистая правда. Пожалуй, подруга умрет от хохота, если ей рассказать. А меня постигнет трехчасовая лекция с полным разбором моего опрометчивого поведения.
Я поплелась обратно в сторону аптеки, хотя до назначенного срока оставалось еще полтора часа. Все мои сегодняшние планы полетели кувырком, к тому же до дома теперь придется добираться пешком. Денег ни копейки, и на дорогу уйдет не меньше сорока минут. Я очень старалась смотреть на все произошедшее философски, но хорошего настроения это не прибавляло, и мне здорово захотелось всплакнуть.
Честно отсидев на жестком подоконнике час десять, я вновь сунулась в окошко рецептурно-производственного отдела. Здесь уже сидела другая женщина. Мельком глянув на талон, провизор покрутила круглую стойку с готовыми лекарствами и поставила передо мной большой пузырек с темно-коричневой жидкостью.
— Георгиевская? — прочитала она фамилию на этикетке. Я кивнула. — По столовой ложке после еды…
Я забрала бутылочку и, понуро кивнув, поплелась к выходу.
Когда я подходила к дому, уже начинало темнеть. Чтобы сократить путь, я пошла через двор. Натруженные ноги ныли — угораздило же меня именно сегодня взгромоздиться на двенадцатисантиметровые каблуки! До подъезда оставалось метров двадцать, я шла и тихо ненавидела свои любимые туфли, предвкушая, словно награду за мерзкий сегодняшний денек, как сброшу их на коврике у двери.
— Светлана Сергеевна! — Я вздрогнула, но по инерции продолжала идти. — Светка, привет!
Я сбавила скорость, оглянулась и едва не взвыла с досады. Опять мне не везет! Мало того, что каждый малолетний сопляк, пусть даже он и наш участковый инспектор, считает возможным называть меня просто Светкой, трепетно ожидаемое снятие туфель явно откладывается.
— Добрый вечер, Ринат.
— Как дела?
— Прекрасно! — с энтузиазмом соврала я.
Рината Тахировича Маноева, бывшего Тайкиного одноклассника, я не любила. Не из-за того, конечно, что он, как и Мегрэнь, был моложе меня на три с лишним года и позволял себе в неофициальной обстановке называть меня Светкой. Ринат был фанатом. И ладно, если бы предметом его фанатизма был футбол или собирание спичечных коробков, так нет же. Все было гораздо серьезнее — Ринат был фанатом своей работы. Он не был женат, не имел детей и поэтому все свое свободное время посвящал любимому делу. Каким-то непостижимым образом выходит, что большую часть этого самого свободного времени участковый проводил на моей кухне, называя происходящее «работой с населением». Третьим участником кухонно-правовых семинаров была, естественно, Мегрэнь. Закусывая бутербродами, они вдвоем горячо убеждали меня, насколько важна профилактика предупреждения подростковой преступности посредством вовлечения вышеуказанных малолетних правонарушителей в общественно-полезные мероприятия. Или подробно разбирали наиболее распространенные причины семейно-бытовых ссор. Я кротко кивала, тихо сатанея и поглядывая украдкой на доставшуюся мне от бабушки чугунную сковородку с длинной кованой ручкой. Но светлая бабушкина память удерживала меня от того, чтобы применить сей, как выяснилось, весьма распространенный в бурных семейных разборках предмет обихода по не самому прямому назначению. Дойдя до точки кипения, я извиняющимся тоном робко намекала своим гостям, что мне необходимо уйти и разбор графика роста преступности на нашем участке за последний квартал придется отложить до следующего раза.
Это продолжалось довольно долго, пока в один благословенный день Мегрэнь с Ринатом не преступили черту и не переполнили чашу моего ангельского терпения.