В этот момент Стас разобрал сзади невнятный шорох, в следующую секунду голос хозяина дачи буквально оглушил обоих:
– Что за сепаратные переговоры за моей спиной?
Стас решил тут же поставить его на место:
– Да будет тебе известно, что процессуальные действия подразумевают вообще допросы в камерах без свидетелей. И твое присутствие здесь совсем не обязательно. Зачем пришел?
– То есть ты будешь шушукаться с моей женой, а я…
– Еще пара фраз с такой интонацией, – оборвал он Антона, призвав на помощь все свое самообладание, – и завтра все областные газеты будут пестреть заголовками о двух трупах на обкомовской даче Снегиревых. Ты этого хочешь?
Глаза Антона вспыхнули недобрым огнем.
– А не заигрался ли ты, играющий тренер? То, что я попросил тебя помочь, еще не значит… что за моей спиной ты можешь…
Стас схватил его за грудки и резко – так, что уловил удар его затылка о кафель, – прижал к стене.
– Тебе напомнить то, что ты позволял себе в отношении моей Валентины еще каких-то три часа назад? Оно не идет ни в какое сравнение с тем, что позволяю себе я! Ты внаглую врешь, скрываешь от меня факты, а я должен распутывать эту хренотень, которая закрутилась явно не без твоего участия. Может, мне уйти? И распутывай сам, как знаешь?.. Уйти?!. Что молчишь?..
– Стас, прекрати. – Визг Милы резанул по ушам, но хватку Стас ничуть не ослабил.
Антону было чертовски стыдно перед своей женой за свою унизительное положение – он то и дело косил на нее глаза, но Стас решительно «жал» до последнего.
Наконец жертва не выдержала:
– Хорошо, извини, погорячился. Продолжай расследовать это дело. Чем я могу тебе помочь?
Ослабив хватку, Стас понял, что находится на перекрестье многих взглядов. Лёвик с Жанной, Макс и Мила – все смотрели на его поединок с хозяином и, можно было не сомневаться, внимательно слушали каждое слово. Ему даже померещилось, что пьяный в дупель Макс одобрительно поднял вверх большой палец.
– После поговорим, – буркнул Стас, отпуская хозяина дачи, – когда свидетелей поменьше будет. Пока занимайтесь тем, чем занимались.
Проходя мимо Лёвика, он вполголоса поинтересовался:
– Снимки, о которых мы говорили, готовы?
– Так точно, шеф, в лучшем виде, – игриво отрапортовал фотограф, приложив руку к несуществующему козырьку. – Даже отглянцевать успел.
– Последнее было не обязательно. Все фото вместе с пленкой ко мне в номер, пожалуйста, сейчас же.
– Пленку-то зачем? – картинно расстроился Лёвик.
– А вдруг ты не все нашлепал? Заодно и проверю!
Сыщик и нож
Игривый настрой фотографа Стасу пришелся не по душе. Складывалось впечатление, что факт возвращения супруге шприца для уколов инсулина перекрыл для него по своей значимости все остальные жуткие события, творимые на даче неизвестным убийцей. Слишком разительно изменилось настроение супругов Игнатенко после того, как шприц оказался у Жанны.
Положив перед Стасом пакет с фотографиями и коробочку с пленкой, Лёвик уселся рядом. Разглядывая травмированное ухо фотографа, сыщик неожиданно задал вопрос:
– Я не так давно видел Жанну с раскрасневшейся левой щекой. Не знаешь, что случилось? С кем подралась?
Будучи не готов к ответу, Лёвик тотчас схватил первую попавшуюся фотографию, повертел ее в руках, потом как бы нехотя пробубнил:
– Разве она не могла отлежать себе щеку?
– След от пощечины я могу отличить, не делай из меня идиота.
– Тогда об этом лучше спросить у Жанны.
– Уже спрашивал, она меня послала довольно далеко. Ты, Лева, хочешь, чтобы я с вами поработал так же, как только что с Антошей?
– Зачем? – Брови фотографа изогнулись домиком. – Разве мы тебя не помогаем?
– Тогда кто дал пощечину Жанне? И за что?
Лёвик стрельнул глазами по разным углам комнаты, после чего признал:
– Ей залепила пощечину Валентина.
– За что? – Стас впился глазами в переносицу фотографа.
– Черт его знает, она проревелась, сделала укол инсулина и уснула.
– Учти, если ты врешь, тебе не поздоровится. А теперь убирайся. Хочу поработать в одиночестве.
– Но я бы мог подсказать что-то, – робко запротестовал фотограф.
– Справлюсь, – невозмутимо прервал его Стас.
Едва Лёвик удалился, сыщик закрыл за ним дверь на шпингалет и принялся рассматривать фотографии.
Занятие оказалось не из легких. И Лена, и Валентина на снимках заразительно улыбались, дурачились, возмущались. Сердце сжималось от сознания того, что этих прекрасных женщин уже нет в живых. Искусство фотографии – великое дело, но иногда оно может причинить боль, особенно если на снимках близкие тебе, но уже ушедшие от тебя люди. Стасу вспомнились строчки поэта, прочитанные еще в школе: