Сказать, что Стас был шокирован, – значит не сказать ничего. Журналист, не так давно овдовевший, умудрился совершить короткий адюльтер, пока муж Жанны пил чай! Неподражаемо! Не вписывается ни в какие рамки.
Рисковал ли Макс? Не то слово! Лёвик мог подняться к себе в любой момент, и тогда пиши пропало… В конце концов, любой из игроков мог задрать голову. Хотя Макс был, безусловно, рисковый парень. Ему вечно недоставало адреналина, он то и дело искал приключений на свою пятую точку. Кажется, был единственным из класса, кто прыгал с парашютом. Это было сразу после возвращения из армии, насколько помнил Стас.
Рисковый-то рисковый, но не в направлении слабого пола. Здесь единственной дамой его сердца была первая красавица класса Леночка Чащихина, ставшая впоследствии Седых. Никаких других кандидатур близко не просматривалось.
И уж тем более – невзрачной пышечки Жанны Журавлевой, впоследствии ставшей Игнатенко. Ничего подобного сыщик не помнил. Ни в школе, ни после ее окончания. Конечно, подобные отношения не афишируют, тем более когда оба участника любовного тандема несвободны. Но шила в мешке, как говорится, не утаишь.
Разумеется, больше всего Стаса возмущала моральная сторона вопроса. Тело жены, как говорится, еще не остыло, а вдовец уже налево шастает. И как земля под ним не разверзлась!
И Жанна тоже хороша! И ведь не испугалась! Такое отчебучить! При всем, как говорится, честном народе, совсем стыд потеряла!
Сделав еще глоток чаю, он начал думать в несколько ином направлении. Может, тебе, вообще, показалось, сыщик? Сказались нечеловеческое нервное напряжение, потеря близкого человека, принятый алкоголь… Наложилось одно на другое. Хотя после того, как убили Лену, Стас не брал в рот ни капли спиртного. Официально приступил к расследованию, так сказать, а оно с алкоголем несовместимо. Хотя, честно признаться, чертовски хотелось. Особенно после убийства Валентины.
Стас напряг память: а до убийств сколько выпито? Кажется, пару рюмок водки и бокал шампанского. Не должно в принципе сказаться. Но кто его знает!
В доску пьяный убийца
Мила увидела, что чашка Стаса опустела, долила заварки, плеснула кипятка из самовара, отрезала еще торта. Положив кусок «Праги» ему на тарелку, заметила:
– А я люблю фантастику читать. Недавно повезло – подруга подкинула новую книгу Кира Булычева, называется «Лиловый шар», там Алиса, профессор Селезнев и Громозека летят на планету, называющуюся Бродяга…
– Можно читать и фантастику, конечно, – с оттенком усталой обреченности согласился Лёвик, оторвавшись от шахматной доски. – Но есть еще и самиздат. То, что не подвластно цензуре. Это, можно сказать, штучные экземпляры.
– Что за овощ? – деловито поинтересовался бородатый Антон, делая ход слоном едва ли не через всю доску. – Приведи примеры.
Лёвик несколько секунд молчал, размышляя то ли над следующим ходом, то ли над тем, стоит ли продолжать разговор, есть ли в этом какой-то смысл. Наконец решился и сказал:
– Например, знаете ли вы таких писателей, как Солженицын, Войнович, Аксенов? Роман Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» читали? Он раскрывает такие подробности жизни советских людей… в местах не столь отдаленных, что начинаешь многое видеть иначе. Через совсем другую призму.
– А в каком полушарии или… или океане… этот архипелаг… чисто географически… расположен? – поинтересовалась Мила.
Лёвик сдержанно хохотнул:
– Он вообще-то в СССР. В нем люди жили и живут. Правда, не очень счастливо, не так, как мы с вами. Бутерброды с икрой не едят. Скорее – лагерную баланду.
– Это тюрьмы, что ли? – неохотно произнес Антон. – Ты давай ходи, не отвлекайся на всякую ерунду.
– Они, родимые, – кивнул Лёвик, передвинув на несколько клеток ладью. – И это далеко не ерунда! А знаете ли вы, что в ушедшем году вышел роман «Норма» никому не известного писателя Владимира Сорокина? Он настолько шокирует, что я не буду здесь говорить, о чем он.
Надо же, Стас ни за что бы не подумал, что фотограф читает подобную литературу. В школе он, конечно, слыл эрудитом, поражая одноклассников энциклопедическими знаниями. Здорово считал в уме, складывал трехзначные числа, иногда даже быстрее учительницы алгебры и геометрии решал задачи.
Сам сыщик ничего, кроме детективов, не читал, поэтому в разговоре не участвовал. У него после демарша Макса, словно раковая опухоль, внутри стало разрастаться беспокойство. Не мог журналист так, в трусах, по второму этажу дефилировать. Не мог!
Ощущение было таким, что вот-вот должно что-то произойти. Взорваться! В воздухе чувствовалась наэлектризованность, казалось, спичку достань, и она вспыхнет.