– Интересно, что сейчас Жанна делает, – заполнил он возникшую паузу. – Вроде должна уже появиться.
– Да, кстати, долго не спускается, – согласилась Мила. – Отлучалась ненадолго, инсулин вколоть, а уже с полчаса не возвращается.
– Так и Макса нет, – с иронией заметил сыщик. – Возможно, они проводят время вместе. У нас своя свадьба, у них – своя.
– Не исключено, кстати, – подмигнув, как бы между прочим заметила хозяйка и, понизив голос до шепота, чтобы не услышали игроки за доской, сообщила: – По секрету тебе скажу, что Макс Жанне со школьной поры нравится. Это с его стороны полное равнодушие, а с ее… совсем наоборот.
– Только инсулин, говоришь, вколоть? – ей в такт, тоже шепотом поинтересовался Стас. – А Лёвик все это время здесь оставался?
Мила заговорщицки подмигнула Стасу:
– Я, конечно, не разбираюсь, кто какую игру ведет, но только ты поднялся к себе после нашего с тобой разговора, Жанка с Лёвиком тотчас вернулись и ну меня выспрашивать, о чем мы с тобой беседовали. Такое впечатление, что они наблюдали за нами сверху и ждали, когда ты уйдешь.
– Ты, надеюсь, рассказала все подробности нашей беседы? – закивал сыщик, разведя руками. – У тебя ведь никаких секретов от них нет?
– Ну, в общих чертах, – обтекаемо сообщила хозяйка. – Как только они узнали всё, что хотели, Жанка предположила, что сейчас ты отправишься на улицу погулять – на морозе, дескать, лучше соображается, и они скрылись на кухне. Только скрылись, как на грех – ты спускаешься, одеваешься и выходишь. Я ничего не понимаю. Ты что-нибудь понимаешь?
Стас вскочил:
– Кажется, да. – И опрометью кинулся мимо шахматистов. – Взлетев через две ступеньки на второй этаж, рванул на себя дверь Игнатенок. Снизу послышался недовольный возглас Лёвика:
– Ты бы хоть постучал, Стас! Совесть иметь надо или хотя бы ее остатки. Всё же не к себе любимому…
– Поднимись сам и посмотри! – крикнул вниз что есть силы сыщик, кое-как держась на ногах. – Тут некому стесняться. О какой совести ты говоришь?! Совесть… Тут… вообще… никого нет. Из живых, я имею в виду.
– Что ты хочешь этим сказать? – уточнил фотограф, крутя в руке выигранную фигуру. Потом, когда до него дошел смысл сказанного, он выбросил фигуру, вскочил и почти бегом поднялся наверх. – Такое наговорил, что… не сразу и…
Увидев привязанную за горло к шведской стенке мертвую жену, он всхрапнул, дернулся и повалился на Стаса.
– Антон, бегом сюда! – рявкнул сыщик, с трудом удерживая обмякшее тело Лёвика. – Может, ее можно еще как-то спасти. Скорее, скорее! Шевелись!
– А что случилось? – спросил хозяин дачи, быстрыми шагами поднимаясь по лестнице. Застыв в проеме дверей, выдохнул: – Ух ты! Ни фига себе!
Зрелище было не для слабонервных: Жанна с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, словно крича что-то, висела привязанной за горло к шведской стенке. Веревку убийца перекинул через верхнюю перекладину, протянул до нижней и на ней закрепил.
Впечатление было такое, словно Жанна чего-то испугалась, взлохматила волосы, хотела закричать, да так и застыла, убийца лишь приподнял ее на пару ступенек вверх.
Когда общими усилиями удалось отвязать покойницу, привести в чувство Лёвика, сыщик первым делом направился к Максу. Теперь уж журналюге не отвертеться, он заставит его во всём признаться!
– Ты куда? – поинтересовался Антон, увидев решительные движения одноклассника и предугадав их направление. – Он дрыхнет без задних ног, в дугу пьяный. Ты сам его кое-как поднял наверх, помнишь?
– Помню, – ответил Стас, выходя из комнаты Игнатенок. – Еще как помню, поэтому и иду. Пойдем со мной, при тебе он будет сговорчивее.
– Я тебя не понимаю, – пробурчал бородатый, направляясь вслед за сыщиком. – Он же не в состоянии!..
Войдя к Максу, одноклассники увидели красноречивую картину. У Стаса даже возникло ощущение дежавю. По диагонали двухспалки, поверх покрывала, совсем как недавно его мертвая супруга, ничком лежал одетый журналист. Одна из подушек валялась в углу комнаты, уголок другой торчал из-под кровати.
– Ну вот, что и требовалось доказать. Как говорится, картина маслом, – воскликнул Антон, указывая на Макса, – как ты его положил тогда, так он и дрыхнет до сих пор в отрубе. Зуб даю! Еще когда мы пили, он лыка не вязал.
– Еще недавно он был трезв! – Подходя к кровати, сыщик рванул Макса за плечо. – И в одних трусах. И выходил из комнаты Жанны. Это я видел собственными глазами.
Двойник журналиста
У Стаса было такое ощущение, словно он пытался перевернуть бездыханное тело. Когда ему это удалось, на него пахнуло перегаром от человека, находящегося в крайней степени опьянения. Не открывая глаз, Макс принялся шевелить губами, пытаясь что-то произнести в свое оправдание.