– Погоди, дай закрепить материал. – Стас повторил те же самые манипуляции, что и Макс. – У меня дома есть кассетный магнитофон, в принципе похоже.
– Тогда ты справишься без проблем. Но надо придумать, как тебе его на грудь повесить, чтобы было незаметно.
– Зачем на грудь? – удивился сыщик. – Как пионерский галстук?
– Очень смешно, – с укоризной покачал головой журналист. – Под рубаху, я имею в виду. Чтобы Лёвик не заметил. Только включить не забудь.
Макс окинул комнату взглядом, ища, на что бы повесить диктофон, потом вышел на балкон, отвязал веревку, по которой недавно они оба поднимались, и с помощью ножниц начал отделять тонкие волокна.
Какое-то время Стас молча наблюдал за действиями бывшего одноклассника, потом поинтересовался:
– Ты хочешь, чтоб петля, которая была на шее Жанны, теперь красовалась у меня под рубахой?
– Что тебя смущает? – невозмутимо спросил журналист, перекручивая нити. – Здесь килограммовая плотность не нужна, диктофон весит всего ничего.
– Я о другом, – заметил сыщик. – Это все равно что укрываться одеялом, которым был накрыт покойник.
– Вон ты о чем, – прыснул от смеха Макс. – Не знал, что такой суеверный. Хочешь, я промою нитки? Или послюнявлю, если тебе легче станет от этого. Готов на все!
– Ладно, не юродствуй.
– Теперь давай начнем официальную запись. Заодно и проверим, работает ли. – Макс нажал на красную клавишу. И произнес хорошо поставленным голосом: – Сегодня первое января тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года. Шесть часов двадцать минут утра. Мы расследуем череду загадочных убийств, совершенных в новогоднюю ночь на обкомовской даче Снегиревых…
Медленно спускаясь по ступенькам, Стас оглядел сверху гостиную. Лёвик по-прежнему дремал, уронив голову на руки. Супруги Снегиревы о чем-то шумно разговаривали на кухне.
Разбуженный появлением сыщика, фотограф сладко зевнул, потер глаза:
– А, наш Эркюль Пуаро пожаловал! Приятно!
– Да, пожаловал, – констатировал Стас, как бы подчеркивая, что никакие актерские ухищрения фотографу не помогут. – А ты думал, я уже на том свете? Только не надо прикидываться овечкой, которая подвернула копытце.
– Начало мне нравится. – Лёвик неспешно принялся протирать очки одним из множества своих платочков. – Интересно, как дальше будет разворачиваться сюжет. Овечкой меня еще в этой жизни никто не называл.
– Для начала мне бы хотелось получить объяснение по этому вопросу. – Стас вынул из кармана и положил перед фотографом найденный в сумочке Жанны пакетик с пустыми стекляшками. Записки Валентины в пакетике, естественно, не было. – Что это, как ты думаешь?
Лёвик не спеша водрузил на нос очки, взял пакетик и принялся его рассматривать, не доставая содержимого.
– Глюкоза с инсулином. По-моему, в медицине данное сочетание именуется поляризующей смесью. Если капается из одной бутылки. Насколько я понимаю, ты нашел это в сумочке моей мертвой супруги. Какое ты имел право лазить в ней?
Уловив, как у фотографа дернулась щека, Стас понял, что должен сыграть на опережение. Перед ним сидел матерый противник, информацию из которого можно лишь выдавливать силой.
Схватив Лёвика за воротник, он едва не вытащил его из-за стола:
– Такое право, что вы с женой – убийцы! Вы на пару убили Лену, а потом и Валентину! Правда, жену мою ты зарезал лично. Зачем вы это сделали?
– Это должен установить суд, – пролепетал ошеломленный фотограф. – Как минимум. И ты никакого права…
Стас опрокинул противника на стол и от души врезал по ушам. В том числе – и по изуродованному уху. От резкой боли Лёвик вскрикнул. Сыщик невозмутимо продолжал:
– Ты что, не слышал, что говорил бородатый? Здесь и суд, и прокурор, и адвокат – я. Поэтому всё решаю я. Отвечай, гнида!
Хозяева смотрели на разборку с разных сторон: Мила со стороны кухни, прижав руки к груди и округлив глаза, Антон – из прихожей, застегивая овчинный тулуп.
Увидев хозяина дачи, Лёвик заверещал:
– Антон, ты так спокойно смотришь, как этот супостат издевается над твоими гостями, и уходишь? Тебе не стыдно? Сделай хоть что-нибудь!
Замедленное кино
Снегирев, видимо, припомнил, как с ним поступил сыщик в минуту гнева, и развел руками. Распахнув тулуп до размеров небольшого шатра, он пробубнил извиняющимся тоном:
– Я слегка опьянел, кажется, поэтому д-должен по морозцу прогуляться. Это немного, бук-квально минут десять. Уж извиняйте.
– За десять минут этот прокурор хренов меня придушить может, – взмолился фотограф, пытаясь выскользнуть из цепких рук Стаса. – У меня жену убили, да еще и меня… Этот… Антон, выручай! Мы к тебе зачем приехали? Чтобы нас убивали?