– Любовниками! Да, да… Мы с Ленкой! Что, не можешь переварить? Тебе этого никогда не понять! А я не скрываю этого! Даже горжусь!
Стас почувствовал, как внутри него всё переворачивается с ног на голову. Одолевали вопросы, один другого круче. На них надо было отвечать.
Первое желание было выключить диктофон и выбросить его в снег. Чтоб никто не нашел. Чтоб никто эту… «правду» не узнал. Особенно Макс.
Лишь барахтавшийся под ним противник не давал так поступить.
С одной стороны, хотелось заткнуть глотку этого чистоплюя навсегда, с другой… больше никто не прояснит ситуацию, почти все участники «пьесы» были мертвы.
Спрятав выбившийся диктофон под рубаху, Стас перевернул фотографа на спину и занес руку для удара.
– Повтори, глядя в глаза!
Только теперь Стас увидел, что на жертве нет очков. Возможно, Лёвик их потерял во время погони, а может, предусмотрительно снял заранее. «Значит, – промелькнуло в голове, – он плохо видит».
– Мы с Ленкой… были любовниками… уже много лет, – кашляя и с трудом переводя дыхание, произнес лежавший на снегу Лёвик. – Никто об этом не знал. Никто! Даже Жанка… до последнего времени. Слышал? А теперь прожевывай и глотай!
Рука, занесенная для удара, так и осталась висеть в воздухе.
– Продолжай!
– Может, пойдем в дом, – предложил немного успокоившийся фотограф. – Там надо, наверное, труп Антоши в сарай унести. Мужская сила требуется.
Лестрейд – и тот бы догадался!
Нехотя Стас слез с фотографа, резко поднял побежденного противника, развернул и, от души дав пинка под зад, прорычал:
– Марш вперед, паскуда! Только не молча, продолжай давать показания. Так за что убил… свою любовницу, как ты говоришь?
– За измену, естественно, – сообщил Лёвик таким тоном, каким доктора рассказывают о том, что курить вредно. – Помнишь, как поет Градский… «Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли». Вот я и не смог, и не жалею нисколько.
– За какую еще измену?
– Со Снегиревым, ты что, не знаешь? Он ее маму в Горький определил на операцию, а она с ним в качестве благодарности переспала. Все просто, как дважды два. Даже ты сможешь понять.
– Это было пять лет назад! Где ж ты был всё это время?
– Это началось пять лет назад! – уточнил фотограф, подняв кверху указательный палец. – Так и запиши в своем дерьмовом японском протоколе, что у тебя под рубахой болтается.
Услышав про рубаху, Стас на короткое время потерял дар речи:
– Откуда знаешь про диктофон?
– Говорю же, одноклеточный… Ты бы еще плотнее меня к себе прижимал там, на даче. – Лёвик вдруг изловчился, схватил диктофон сквозь рубаху сыщика и, оторвав пару пуговиц, прокричал: – Так и запишите, я очень люблю советскую власть! Я законопослушный гражданин! А надо мною издеваются!
Удар Стаса заставил фотографа воткнуться головой в ближайший сугроб, вынырнув из которого, он долго отплевывался кровью.
– Продолжай! – рявкнул Стас, поправляя на груди диктофон.
– Я тогда думал, что беременность от мужа, – начал привычно шепелявить задержанный. – А правду узнал совсем недавно. Это ничего не меняет, не так ли?
Стас брел сзади и не знал, верить услышанному или нет. Девяносто девять процентов его мозга в эту минуту не сомневалось в том, что фотограф врет и его требуется прикончить незамедлительно. И лишь один процент настаивал на том, чтобы Лёвику дали возможность высказаться, тем более что диктофон продолжал записывать и требовалось держать себя в рамках приличия.
– Как ты узнал об этой измене?
Чувствуя, что инициатива постепенно переходит к нему, фотограф не спешил с ответом. Он принялся рассуждать, как обычно делал в школе на уроках истории или обществоведения. Как всегда, сочно причмокивая.
– Подозрения были всякие. Например, такой простой вопрос: если беременность Ленки от мужа, почему он ее не встречал из больницы? На фото его нет. Потом случайно узнаю, что он вообще на это время куда-то в область укатил. Я тоже в газете «Молодая гвардия» работаю, там и узнал, что Макса дважды отправляли в область. В марте и в июне семьдесят восьмого. Я прикинул – с марта по июнь как раз двенадцать недель. Это срок беременности для аборта! Если оба раза мужа дома нет… Значит…
– Только на этом предположении ты основывался, заподозрив в измене Лену? Не дурак ли?
– Уточню, что дурак сейчас идет сзади и не хочет ничего слушать, перебивает своими дебильными вопросами. Так мне продолжать или нет?
– Продолжай, – скрепя сердце, процедил Стас сквозь зубы. – Как часто вы встречались с ней?