– Вопрос, конечно, интересный, – смутился сыщик, не ожидавший ничего подобного. – Думаю, сценарий, режиссерская работа, игра актеров… Мягкова, Брыльской, Яковлева, Буркова?
– Это, конечно, само собой, – закивал Макс, продолжая размешивать сахар в чашке. – Но больше всего запомнилось интервью Эльдара Рязанова, в котором он рассказывал, как они сцену в бане снимали… И вообще, другие, последние сцены… Не помню нюансов… Но мне запомнилось, что Бурков, Мягков, Ширвиндт и Белявский трезвыми играли пьяных, а пьяными им пришлось играть трезвых. При этом зритель ничего не заметил! Никакой разницы! Это меня потрясло по-настоящему. Играть трезвыми пьяных – еще куда ни шло, но пьяными трезвых…
– И ты решил попробовать? – включилась в диалог Мила, чуть оживившись. – Только в эту ночь или другие опыты были?
– Сперва я решил научиться этому! В жизни пусть редко, но случаются ситуации, когда надо резко протрезветь или, наоборот, прикинуться пьяным. Это выручает, кстати!
– Что-то я такой ситуации у себя не припомню, – признался Стас. – Если уж напьюсь, так напьюсь… А когда нельзя пить, то ни капли в рот. Черное – это черное, а белое – это белое.
Макс снисходительно посмотрел на сыщика:
– Если взять нашу ситуацию, поверь, я столько узнал за одну новогоднюю ночь пьянства, сколько не узнал бы и за месяц трезвости. Про меня как бы забыли, вычеркнули из бытия на время.
– Хорошо, хорошо, – закивала Мила. – А запах ты как имитировал?
– Обычным пульверизатором брызгал, каким в парикмахерских пользуются. Правда, он быстро выветривается, необходимо повторять, добавлять. Вам, честно говоря, не до меня было, а я времени зря не терял. Я следил за вами пристально, от меня ничто не ускользнуло.
Стас хотел возразить, но потом вспомнил об арбалетной стреле в горле Антона и промолчал. Именно благодаря Максу он не пошел через центральный вход. Не будь журналиста – ткнулся бы туда и… А тот об арбалете узнал благодаря тому, что мастерски сымитировал пьяного. Хочешь не хочешь, а жизнью сыщик обязан мастерству притворства журналиста.
Еще сыщику не давала покоя недавно услышанная из уст фотографа новость о том, что Валентина запросто «слила» информацию о любовниках Лены Жанне. Это так не походило на супругу Стаса! Для нее секреты пациентов были святы. Но и врать Игнатенко вроде никакого резона не было. А другого пути для распространения этой сплетни не придумаешь.
Услышанное коробило, хотелось вырвать клевещущий язык у фотографа, но… Что-то подсказывало, что информацию эту Лёвик взял отнюдь не с потолка. Тогда откуда?
Господи, Валюха, неужто это правда?! Ни подтвердить, ни опровергнуть. Что хочешь, то и думай!
Когда Стас сел за стол и с горя налил себе чаю, журналист неожиданно взглянул ему прямо в глаза и поинтересовался:
– Скажи, только честно… Кассеты все равно нет… Еще что этот хвощ тебе трепал про Ленку. За что всё-таки они с Жанной убили ее? В чем она провинилась?
Стас оказался не готов к вопросу. С одной стороны, было ясно: передай он сейчас дословно весь треп фотографа – и бедняге не жить. Макс ему голову мог запросто оторвать. С другой – а чего его жалеть-то, Игнатенко этого? Он хладнокровно ударил ножом Валентину в грудь, так сказать, по-афгански. Считай, его, Стаса, на всю оставшуюся жизнь сделал несчастным. Взвел арбалет на него самого. Лишь по чистой случайности Корнейчук остался жив. Нет, жалости не было ни капли.
И самое главное – всё внутри Стаса сопротивлялось услышанному. Не хотелось верить, что хрупкая учительница, первая красавица класса позволяла себе такое: крутить любовь одновременно с Лёвиком и Антоном, оставаясь при этом законной супругой Макса. Такое не укладывалось в голове! Да и Валентина не могла так просто слить Жанне информацию, которая оказалась роковой правдой.
Несмотря ни на что, сыщик понимал, что самосуд допускать нельзя. Это попахивало чем-то первобытным. На дворе – последняя четверть двадцатого века, а у них – труп на трупе! Четыре покойника за ночь! Фильм ужасов!
– Только выслушай спокойно, – стараясь не отводить глаз, произнес сыщик после небольшой паузы. – Нам сейчас очень важно сдать его ментам живым… Чтобы он получил по заслугам. Разве нет?
– Ты что-то скрываешь. – Журналист покосился на Милу, которая по-прежнему сидела в кресле под пальмой, и продолжил вполголоса: – При чем здесь менты? У них жен не убивали, для них убийства обычная рутина. Тогда и меня надо им сдать, ведь я Жанку задушил. И ничуть не жалею. А он твою Валюху ножом… И ты его жалеешь? Быстро говори, или я его замочу без разговоров. То, что он сволочь, я принимаю без доказательств.