Сделав глубокий вдох, Снегирев поднялся:
– Этот надежно привязан? Не сбежит?
– Не беспокойтесь, – заверил Снегирева Макс. – Я могу покараулить, не сбежит.
– Тогда пойдем, – буркнул партийный босс. – Показывайте, как вы… тут… славно повеселились в новогоднюю ночь. Бузотеры!
Взяв у Макса ключ от сарая, Стас бросил журналисту полушепотом:
– Смотри за Лёвиком. Если что, бей наотмашь. Разрешаю.
– Не волнуйся, никуда не денется. У тебя куда более ответственная миссия. Постарайся старика живым вернуть.
– Он еще нас с тобой переживет, вот увидишь!
Накинув пальто, Стас собрался уже идти открывать сарай, как увидел появившуюся из туалета Милу. Она знаками просила его задержаться и подойти к ней.
– С нами не пойдешь? – спросил он, приблизившись.
– Нет, Стас, это выше моих сил. И Валерьяну Гавриловичу не надо бы смотреть на такое. У него уже два инфаркта, третий он может не выдержать. Попытайся всё же его отговорить от этой затеи.
– Я ему сказал, что смотреть пока нежелательно, – вполголоса пробормотал сыщик, глядя на перетаптывающегося на крыльце свекра Милы, – но он разве послушает?!
– И все-таки будь готов ко всему, – напутствовала она его. – Я заметила, как он в карман сунул недопитую бутылку водки и две стопки.
– Я бы на его месте сделал то же самое, – ответил Стас и направился к выходу.
Надо признать, Снегирев-старший стойко выдержал посещение «мертвецкой». Взглянув на уложенных в ряд Антона, Валентину, Лену и Жанну, он лишь цокнул языком:
– Да, наломали дров! И кто всё это расхлебывать будет? Я?
Стас волновался никак не меньше отца Антона. Когда взгляд сыщика упал на мертвую Валентину, земля едва не ушла из-под его ног. Таких трагедий в жизни он еще не знал.
Снегирев-старший это почувствовал, схватил его за руку. Так они стояли какое-то время.
– Которая твоя-то? – прохрипел бледный отец Антона, мало чем внешне отличаясь от тех, кто лежал. – Вы ведь все по парам, насколько я в курсе, четыре семьи…
Стас молча указал на Валентину.
– Прими мои соболезнования.
– И вы мои, Валерьян Гаврилович.
– Помянем! – С этими словами отец Антона достал бутылку и стопки. – Господи, за что мне такое наказание? Как его матери скажу, даже не представляю.
– Где она сейчас, если не секрет? – осторожно поинтересовался сыщик.
– Не знаю. Мы давно в разводе, общаемся… общались с Антоном по отдельности. Он то со мной, то с Марией… У него своя жизнь.
Когда они вернулись в гостиную, Снегирева-старшего было не узнать. В движениях появилась уверенность и даже резкость. Усадив всех, кроме привязанного, за стол, он вполголоса обратился к Стасу и Максу:
– Извините, мужики, но я буду предельно краток, как Людмила скажет, так и будет. Только ей я доверяю, уж не взыщите. – Повернувшись к снохе, он посмотрел ей в глаза и спросил: – Люда, кто виноват во всей этой вакханалии?
Покраснев, Мила указала пальцем на притихшего у батареи Лёвика.
– Всё, мне хватит. Спасибо. А теперь нужно сделать пару звонков. Уж не взыщите!
– Конечно, давайте, звоните, – подал голос фотограф. – Без суда и следствия, как в тридцать седьмом… Всё знакомо!
Услышав это, Снегирев поднялся и, захватив с собой табуретку, подошел к привязанному. Лёвик начал испуганно перебирать ногами, словно пытаясь уползти от неминуемого разговора. Поставив табуретку перед забинтованным, партийный босс уселся напротив, облокотился о колено и, выделяя каждое слово, произнес едва ли не по слогам:
– Что ты, сучий потрох, можешь знать о тридцать седьмом? Знакомо ему… Как ты смеешь вообще рассуждать о тех временах, если тебя даже в проекте тогда не было! Кто ты такой, чтоб так говорить?
– Солженицына читаю! – прохрипел фотограф с достоинством, словно партизан на допросе. – Вот откуда знаю! «Архипелаг Гулаг», «Один день Ивана Денисовича»!
– Да ты что! – вытаращил глаза Снегирев-старший. – Еще и литературу запрещенную читаешь… А отчество у тебя, случайно, не Давидович?
– Нет, Яковлевич, а что? – с вызовом спросил Лёвик.
– Уж больно на Троцкого в молодости смахиваешь. Ладно, с тобой всё ясно.
Не удостоив больше фотографа взглядом, Снегирев-старший поднялся, подошел к телефону, уселся в кресло-качалку и снял трубку. Понимая, что разговор будет конфиденциальный, Стас с Максом вышли на крыльцо. Журналист нервно закурил.
– Слушай, похоже, Лёвика мы больше не увидим, – предположил он после второй затяжки. – Это попахивает как-то нехорошо. Тебе не кажется?