- Маму вспоминаешь? - между тем безмятежно спрашивал Шустов.
Даша промолчала. Он взглянул внимательнее. Ничего такого особенного: сероглазая, с розовыми ушками, с набухшими губами, с ершистыми бровями, с нежным, но сильным пушком на висках. Мог ли он догадаться, какие страшные видения вызывает он своими глупыми расспросами?… Когда посыпались бомбы, Даша с мамой зарылись в землю на бахче, а хата мигом затрещала жарким пламенем…
- А от отца весточки получаешь? - ласково допытывался Славка.
- Получаю, - упрямо ответила она.
Но Славка и тут ничего не понял. Он заглянул в лицо девушки - из глаз катились слезинки, враздробь, как попало.
- Где он воюет?
- На Могилевском… Ну, чего пристал? Вот ведь сошьет же господь людей!
- Да что ты озлилась? Я к тебе с хорошими мыслями…
Но не успел он высказать ей свои хорошие мысли, как вдруг остановилась перед ним на безлюдном шоссе штабная машина, - это нечаянно наткнулся на них Славкин начальник, полковник Ватагин.
- Товарищ младший лейтенант, прошу ко мне!
И так он поговорил с младшим лейтенантом, такая была «выволочка», что Даша возвращалась одна на попутных. А Шустов оказался вместо заболевшего шофера на тихоходной тяжеловесной машине. На ней не разгуляешься… Придумает же Ватагин такую кару!
Стоя на подножке походной радиостанции, Даша заглядывала в глаза Славки Шустова:
- Полковника своего не видели?
- А где он?
- Во-он, на румынском берегу. Умывается… - показала она флажком и, соскочив с подножки, крикнула: - У них, в Европе, с личной гигиеной плохо! Солдаты жалуются: умывальников нету - в тазах полощутся!
Походная спецмашина грузно съехала с моста в щепу и опилки. Лишь только миновала угроза проколоть на гвоздях покрышки, младший лейтенант просиял. Это выражение избегнутой опасности знакомо было всем, кто знал и любил Славку Шустова: оно зародилось в голубых глазах, блеснувших победоносно, хоть и немного наигранно, и мгновенно стерло усталость со впалых щек и худощавого подбородка.
С ведерком в руке подбежал Шустов к знакомому «виллису».
Все-таки свыкся он с полковником Ватагиным, хотя порой и негладко складывались их отношения.
- Товарищ гвардии полковник! Разрешите обратиться? Гвардии младший лейтенант Шустов…
Полковник Ватагин - грузный мужчина без фуражки - протирал красное лицо полотенцем, вернее сказать - пачкал вафельный лоскуток полотенца: седые волосы на висках были бурыми от пота и пыли. Он, видно, нисколько не обрадовался своему адъютанту, потому что даже нахмурился:
- Ну как? Не заскучал по лихой езде?
- Заскучал, товарищ полковник. Ох, и бандура же досталась!
- Ладно, доведи до места, а там посмотрим… Вот и Европа! Ты обернись, Шустов, по сторонам. Не каждый день государственную границу переходим.
Два человека, сдружившиеся в походах, испытывали сейчас одно чувство: вот наконец не на своей земле видят они избитые осколками хаты, конскую падаль под откосом.
Под дамбой лежали мертвые тела, завернутые в дерюгу. Женщина и девочка. Туда их, верно, отнесли солдаты после бомбежки. У матери маленькое лицо, оскаленные зубы. Лоб у девочки желтый, как воск. «Наши? Или уже ихние?» - невольно подумал Славка. Он исподлобья взглянул на Ватагина:
- Радист цельными ночами слушает, прямо с лица спал, наушников не снимает.
- Пусть слушает. А ты ему не мешай.
- Зачем же я буду мешать?
- А затем, что знаю тебя: наверно, развлекаешь.
- Мое дело маленькое - я везу, - обидчиво возразил Шустов, но тут же, подавшись всем телом вперед, азартно зашептал: - А что бы это значило: «Пиджак готов! Распух одноглазый…» Вот так позывная! Ведь во сне не приснится, товарищ полковник. Я уж и так и этак примерял - туман!..
- Ладно, об этом не здесь, - оборвал полковник. - Тебе во фронтовом ансамбле работать - всю программу бы вел, как раз по твоей разговорчивости…
- Гвоздей небось нахватали! - в свою очередь, огрызнулся Шустов, оглядывая покрышки.
Полковник Ватагин обходился без шофера главным образом потому, что в дороге часто велись беседы не для посторонних, и было надежнее, когда за баранкой находился младший лейтенант Шустов. К тому же полковник любил и сам водить машину и отдыхал за этим занятием. Ну уж зато и расплачивался он за каждую царапину на крыле: адъютант не прощал небрежности в обращении с машиной.
- Сегодня ночуем вместе, - сказал Ватагин. - Сверну на край села, ты за мной. А ночью, если Бабину удастся напасть на переговоры, разбуди - послушаю.