Сзади пронзительно вскрикнула Кэти Пру. Гейл повернулась к дочке, хотела встать, но сильная боль в колене швырнула ее назад, на пол. Она снова попыталась встать, но левая нога не двигалась.
— Не надо кричать, доченька, — прошептала она. — Иди сюда.
Сзади приближалась Джилл.
— Жаль, конечно, — ало проговорила она. — Жаль, что все это видит Кэти Пру.
Гейл повернулась и увидела пистолет, направленный прямо в голову. Палец Джилл держала на курке. Гейл попробовала закричать, отчаянно пыталась подняться на ноги, но не смогла. Но кое-что все же ей сделать удалось — единственное, что оказалось для нее возможным. Изловчившись, она ударила Джилл ногой по коленям. От неожиданности та упала на бок. Подбородком на каменный пол. Изо рта показалась струйка крови. Джилл взвизгнула и начала пальцами стирать ее, размазывая по лицу. С бешеной ненавистью глядя Гейл в глаза, она подняла пистолет и выстрелила.
Звук выстрела гулко отозвался в сводах церкви св. Мартина. Встретив на своем пути руку Гейл, пуля отшвырнула ее в сторону. Гейл это скорее увидела, чем почувствовала. Ощущения пришли мгновением позже. Рукав пальто начал быстро пропитываться кровью. В ушах свистело эхо выстрела, и, чтобы избавиться от этого свиста — только из-за этого, — она закричала.
Ее крик смешался с другим, более высоким и тонким. Сзади у скамейки стояла Кэти Пру и в ужасе смотрела на мать.
Гейл вскинула голову и посмотрела на Джилл. Та подползла к ограждению алтаря и, тяжело дыша, села. Кровь из ее рта залила воротник куртки. Подбородок тоже был весь измазан кровью.
— Ты дрянь, — сипло бросила она. — Лицемерная ханжа и дрянь. И твой говенный маленький домик тоже дрянь, и твои жалкие говенные книжонки тоже дрянь. Ты слишком тупа, чтобы быть интеллектуалкой, и слишком тупа, чтобы быть матерью. И будь я проклята, если позволю такой тупице нанести вред моей семье.
Джилл снова подняла пистолет. Гейл прикидывала расстояние до Кэти Пру. Получалось, что доползти она никак не успевает.
Было слышно, как мимо церкви проехала машина. Первая за все время.
Не отрывая глаз от входных дверей церкви, Джилл вытерла о куртку окровавленную руку.
— Ты думала, что застанешь меня врасплох, — прошептала она. — Ошибаешься. Я все предусмотрела. Все. В этом деле тебе меня черта с два переплюнуть. Ты решила заманить меня сюда. А я взяла с собой пистолет, потому что боялась тебя. Ты убила мою лучшую подругу. А теперь захотела убить меня.
Глаза Джилл стали необыкновенно большими и как-то жутко побелели. Белые глаза на бледном лице. Похоже, вся краска ушла в кровь, сочащуюся у нее из угла рта.
— Дай мне увести отсюда Кэти Пру, — тихо проговорила Гейл.
— Нет. Ребенку я ничего плохого не сделаю, — прошептала Джилл. — Но ты… ты хотела меня убить. Я только защищалась.
— Никто тебе не поверит.
Стены в церкви были очень толстые, но все равно Гейл услышала, как во дворе остановилось несколько машин. Она не могла сказать сколько — может быть, шесть, а может быть, семь. Гейл поняла, что происходит, и ее охватило отчаяние. На этот раз полиция будет действовать осторожнее. В церковь врываться они не станут. Подождут. Довольно того, что они ошиблись тогда.
Джилл продолжала держать пистолет, направляя его в грудь Гейл.
— А кому тут верить? Кэти Пру? Так она ребенок. Она и не понимает, что происходит.
Кэти Пру услышала свое имя, которое произнесла своим окровавленным ртом Джилл, и заплакала.
— Мама! Почему Джилл тебя бьет? Почему она заставляет тебя плакать?
Во рту у Гейл все пересохло. Кэти Пру продолжала плакать.
— У тебя идет кровь! Джилл сделала тебе больно! Мама!..
Пистолет в руке начал дрожать. Медленно, сантиметр за сантиметром, Гейл начала отодвигаться по полу назад. Глаза Джилл перебегали с матери на дочь и обратно. Теперь ее лицо не менее жутко раскраснелось. Гейл знала, о чем она думает: убивать ей ребенка или нет.
Гейл продолжала медленно приближаться к дочери.
— Прошу тебя, — прошептала она. — Не убивай ее, Джилл. Ты не должна этого делать. Пощади ребенка. Это невозможно.
Джилл растерянно смотрела перед собой. Руки ее дрожали все заметнее. Она смотрела на Кэти Пру и кусала губу. Затем встала. Выражение ее лица изменилось. Глаза остекленели, а лицо сделалось безмятежно спокойным.
— Мой отец — благородный человек. И ты это знаешь. — Она молитвенно сложила обе руки — в правой по-прежнему был пистолет — и поднесла к подбородку. — Так где, я сказала, стоял тогда Том? Кажется, здесь? — Она сделала несколько быстрых шагов к центру алтаря и медленно подняла пистолет.