Это было хамство. Гриссом спохватился и со злостью толкнул на место выдвижной ящик стола.
— Извините. Я сегодня просто не в себе. Поймите, я искренне уважал этого человека. Я восхищался им, мечтал когда-нибудь стать таким, как Оррин, — иметь красавицу жену и красавицу дочь, чудный маленький домик в чудном маленьком городишке и… иметь свою газету. В своих фантазиях я заходил так далеко, что думал о Джилл…
Он так сильно ударил локтем по клавиатуре, что несколько клавиш выскочили и разлетелись по полу.
— В то утро, когда убили Лизу, — снова заговорил Хэлфорд, — вы пришли в редакцию в… Во сколько вы пришли?
— Где-то около семи тридцати.
— И, согласно вашему прошлому утверждению, мистер Айвори и Джилл уже были здесь.
— Правильно. Они только что пришли, потому что еще не успели снять пальто.
— Это ведь была суббота? Расскажите, как прошло это утро.
Гриссом потер глаза.
— Значит, так, кроме нас, больше никого в редакции не было. Да и вряд ли в субботу утром кто-нибудь мог прийти. Мне надо было закончить две статьи, и меня очень устраивало, что никого нет.
— Значит, вместо того, чтобы отсыпаться, как это сделало бы большинство из нас, вы предпочли прибыть в редакцию к семи тридцати с твердым намерением поработать? — спросил Хэлфорд с вежливым скептицизмом.
— Если быть до конца честным, то я пришел еще и из-за Джилл. Я знал, что она должна быть здесь, и надеялся поговорить.
— А насколько часто отец и дочь Айвори работали по субботам?
— Часто. Айвори все время сюда тянуло. В это утро у Джилл была какая-то работа в темной комнате. Она мне сказала об этом накануне. — Он сделал паузу. — По-моему, где-то около девяти мистер Айвори поднялся наверх и крикнул Джилл, чтобы она собиралась и спускалась вниз — они поедут в Саутгемптон за новым зажимом. К этому времени я уже закончил первую статью и перед началом работы над второй — а она была гораздо сложнее — решил спуститься вниз и выпить кофе.
Хэлфорд кивнул.
— А потом?
Гриссом взъерошил волосы.
— Ну, потом… там на кухне кто-то оставил кусок кекса. Я отрезал себе немного, сварил кофе. Когда наливал в чашку, услышал, как Оррин с Джилл спустились вниз по лестнице и вышли за дверь.
— Во сколько это было?
— Чуть раньше девяти тридцати, я бы сказал.
— Что ответила Джилл, когда отец крикнул ей, чтобы она собиралась ехать с ним?
Гриссом пожал плечами.
— Не знаю. Она была в темной комнате. Я не мог услышать, что она сказала.
— Но хоть что-то вы услышали?
— Пожалуй. Что-то услышал. Он крикнул, чтобы она одевалась, и Джилл, наверное, что-то ответила.
Хэлфорд подался вперед.
— Мистер Гриссом, сейчас очень важно, чтобы вы были точны. Повторяю вопрос: вы слышали, чтобы Джилл ответила мистеру Айвори, когда он поторопил ее?
— Поклясться в этом я не могу.
— В то утро вы видели, чтобы Джилл хотя бы раз выходила из темной комнаты?
— Да. Где-то в восемь тридцать она выходила набрать воды или еще за чем-то, но вернулась буквально через несколько минут.
— И больше, как она выходила, вы не видели?
Гриссом покачал головой.
— И вы не видели, как она выходила, чтобы поехать с отцом в Саутгемптон?
— Нет. Я же говорил вам: я был внизу, варил кофе.
— Значит… Давайте сделаем вывод: вы не видели, как Джилл вместе с отцом в девять тридцать покидала редакцию?
— Нет, — подтвердил Гриссом, и во рту у него стало сухо.
— Но вы слышали ее шаги, когда она спускалась с отцом вниз по лестнице?
— …Нет. Я… только предполагал, что Джилл спускалась с ним. А как же могло быть иначе?
Хэлфорд покрутил усы. Гриссом приложил ладонь ко лбу. Он был влажный.
— Кроме как для того, чтобы выпить внизу кофе с кексом, вы в это утро свое рабочее место больше не покидали?
— Нет.
— Даже не выходили в туалет?
— Ах, да… один раз я пошел в туалет.
— Примерно в какое время?
— Не знаю. Где-то около девяти, наверное.
— И вот, когда вы вернулись к своему столу, видели ли вы Джилл, разговаривали с ней, слышали ее голос?
Гриссом уставился на Хэлфорда.
— Не думаете же вы… — В горле запершило, и он закашлялся.
Детектив Рамсден быстро подала ему чашку с водой. Гриссом сделал большой глоток и рассеянно посмотрел на них.
— Господи… Я не могу в это поверить.
— Разумеется, Бобби, — с явной симпатией произнес Хэлфорд. — Так оно и должно быть. Зато вы верили, что влюблены.