Въехав на аллею вдоль Главной улицы Лиза сошла с велосипеда. Отсюда можно было видеть всю улицу до конца. Имена на дверях магазинов говорили о многом. Большей частью их владельцы, как и ее родители, были потомками тех немногих, избранных лордом Бенником. Мать однажды сказала, что для того, чтобы узнать историю Фезербриджа, книг никаких не нужно. Достаточно вывесок на магазинах. Пожалуй, это одна из немногих толковых вещей, какие мать успела ей сообщить.
Черные с золотом буквы «Стилвелл» на вывеске запотели от утреннего тумана, а ниже чуть меньшим шрифтом значилось «осн. в 1768 г.». В окно Лиза увидела отца и широкую спину Эдиты Форрестер. Местная дама склонилась к прилавку, где был выложен хлеб утренней выпечки. Эдгар Стилвелл встретился с дочерью взглядом и помахал рукой. Он был в переднике и, вытерев о него руки, показал пальцем назад. Лиза понимающе кивнула. Как только закончится выпечка, то есть около полудня, ей нужно будет везти своего девятнадцатилетнего брата Брайана в Винчестер покупать ботинки.
Лиза посмотрела на часы: начало девятого. Но до поездки еще столько дел!
Она медленно повела велосипед. Воздух, свет (а он был, как жидкое стекло), тусклые неясные силуэты зданий, их скошенные крыши делали улицу похожей на декорацию, выполненную пастелью. Внезапно Лиза почувствовала необыкновенную любовь к этому городку и остановилась как вкопанная. Такое случалось далеко не часто, но порой бывали моменты, когда она вдруг осознавала, что любит эти места до отчаяния.
В такие мгновения ей хотелось поднять камни, опоясывающие фундаменты магазинов, и оказаться погребенной там, в глубине. Ничего поэтического в таком желании не было. Это трудно, вернее, невозможно как-то рационально объяснить, но Лиза разрывалась между острой необходимостью спасать себя бегством из Фезербриджа и не менее острой жаждой радости от медленного умирания в его родной земле. И Лиза все не могла понять, кто к кому больше привязан — она к Фезербриджу или любимый городок к ней.
Крепко сжав руль, девушка побежала вперед. Старинные двери и окна проплывали мимо нее и растворялись позади. Она прибавила скорость, рисуя в своем воображении, что эти здания лопаются один за другим, словно воздушные шарики, как только она пробегает мимо них. Лиза иногда спотыкалась на редких выбоинах мостовой, тем не менее решила пройти весь путь в том же темпе, надеясь, что по прибытии на место глаза ее будут сиять, а щеки алеть от румянца.
Кристиан Тимбрук был одет во все серое: шерстяная шапочка, брюки, пальто, ботинки. Он взгромоздился на могильный камень и надеялся, что издали его примут за каменного серафима, этакого румяного, с черными волосами, изрядно сдобренными перхотью. А мертвые пусть там себе недовольно ворчат, так уж им положено.
Через кладбище, толкая рядом велосипед, прошествовала фигура в черном. Достигнув церкви, она завертела головой направо и налево. Тимбрук затаил дыхание. И не то чтобы ему не хотелось разговаривать с Лизой Стилвелл. Конечно, от встречи с ней он в восторге не был, но как этого избежать, если все равно скоро придется войти в церковь и присоединиться к членам попечительского церковного комитета, а она в их числе. Трудность состояла в том, что ему не хотелось говорить с Лизой наедине. Поэтому, пока она катила свой велосипед вдоль южной стены церкви, Тимбрук сидел очень тихо.
Наконец Лиза исчезла за высокой сводчатой дверью, и он перевел дыхание. Было начало двенадцатого, а Тимбрук еще здесь и попусту тратит время. Утренний свет, такой хрупкий в декабре, скоро снова начнет тускнеть. Одно дело, если в это время отрываешься от работы ради кружки эля или женщины, и совершенно другое, если целое утро приходится выслушивать нудные речи всех этих добродетельных прихожан, причем у каждого в одном месте по пропеллеру. Это же просто невозможно! Он пытался убедить Джереми Карта отложить встречу, но куда там! Преподобный Карт разразился высокопарной тирадой о том, что, дескать, до Рождества всего две недели, и именно это время — полдень в пятницу — самое удобное для сбора всех преданных делам церкви.
О нет, такого комплимента Тимбрук не заслуживал! Довольно того, что он родился и вырос в благочестивой семье, достаточно он настрадался. Нет, он не хотел, чтобы его принимали за одного из этих добропорядочных…
Через все кладбище с криком пролетела птица и сделала круг над Тимбруком. Кристиан передернул плечами и встал. Сколько можно сидеть на холоде! Да и все уже, видимо, собрались. Единственное, кого не хватает, так это самого преподобного падре.