Тот в прыжке расставил ноги, передернул затвор.
Девушка чуть не выронила папку, всплеснула руками, неловко забралась в сумочку, и та едва не упала с плеча. Должностные лица хмуро наблюдали за ней. На свет появились документы, аккуратно завернутые в носовой платок. Офицер небрежно отбросил его. Девушка вздохнула, но не решилась поднять. Обладатель прыщавой физиономии неторопливо перелистывал бумаги.
– Так-с… Некрасова Юлия Владимировна, двадцать четыре года. Город Элидия, улица Грибоедова… Служебное удостоверение, пропуск. Что, Ложкин, похожа эта барышня на немецкую диверсантку или шпионку, представляющую угрозу самому существованию нашего государства рабочих и крестьян? – Он бросил насмешливый взгляд на часового.
– Так точно, товарищ капитан, похожа! – сказал часовой.
– Эй, в чем дело? – возмутилась девушка. – Что вы такое говорите? Пропустите меня к товарищу Шабалдину! Я окончила Московский историко-архивный институт и с прошлого года работаю младшим научным сотрудником в этом музее. Мне предоставили здесь жилье. Я на хорошем счету у Аркадия Петровича, спросите у него, если не верите. – Ей кое-как удалось сдержать бурлящее негодование, она поджала губы и с нелюбовью разглядывала представителей власти.
Форменные вредители, мешают работать!
Офицер сверлил ее глазами. Разве можно после такого не треснуть его по башке чем-нибудь тяжелым?
«Заняться больше нечем? – чуть не вырвалось у девушки. – Вам забыли сказать, что немцы к городу подходят?»
– Товарищи, пропустите ее, это моя сотрудница! – К ним семенил от крыльца худощавый седовласый мужчина.
Директор музея Аркадий Петрович Шабалдин, всегда благообразный, представительный, невозмутимый, сегодня был совсем не такой. Он сутулился, лицо его посерело, в глазах блуждал тоскливый огонек.
– Господи, Юленька, хорошо, что вы уже здесь. Мы буквально зашиваемся…
– Ладно, проходите. – Офицер неохотно протянул девушке документы и отвернулся.
Она облегченно вздохнула.
– Юленька, пойдемте скорее. Вы должны помочь Матильде Егоровне. Она не может самостоятельно завершить рассортировку, путает Левицкого с братьями Черенцовыми. – Шабалдин схватил ее под локоть, повлек к парадному крыльцу. – Не обращайте внимания на этих военных, Юленька, у них служба такая – никого не пущать и всех подозревать. Прибыли полтора часа назад по распоряжению товарища Самоедова из областного управления НКВД, делают вид, что нас охраняют. Немудрено, что они вас прежде не видели.
– Что за неприятный тип, Аркадий Петрович? – Девушка оглядывалась. – Неужели они все такие, повсюду видят шпионов?
– Согласен, Юленька, капитан Сырцов – не самый приятный тип, лезет туда, куда его не просят, только мешается, корчит из себя абсолютную власть. А сам, мне кажется, даже не понимает, что такого ценного в экспонатах музея. Выполняет приказ, а сам, извините, просто образец невежественности и невоспитанности. Что вам сказали в горсовете, Юленька?
– Им не до нас, Аркадий Петрович. Там творится что-то ужасное. Люди в панике, вывозят все, даже мебель грузят на машины, которые пойдут в Севастополь. Я едва отыскала секретаря товарища Щекуленко, он подмахнул бумаги не глядя, выдал пропуск в порт. Еще орал на меня. Мол, кому сейчас нужны эти ваши пропуска, если скоро будут требовать аусвайсы. – Девушка поежилась. – Аркадий Петрович, неужели все это происходит на самом деле и мы никак не можем повлиять на события?
– Юленька, я ровным счетом ничего не знаю. – Директор музея слегка заикался от волнения. – Уж мы-то с вами никак не повлияем на эту проклятую войну. Не представляю, что тут будет. Сырцов сказал, что за нами придет отдельный транспорт из Поти. Вечером, ночью или даже утром. Судно называется «Алазания», это небольшой грузо-пассажирский теплоход. На «Ливадии», которая сегодня уйдет из Ялты, места уже нет. До прибытия «Алазании» мы должны быть в порту, готовы к погрузке. Вы собрали свои вещи, Юленька?
– Конечно, Аркадий Петрович. Я еще вчера принесла сюда два чемодана. В них вошло все, что у меня есть. – Девушка пыталась улыбнуться, но выходило у нее что-то скорбное, неубедительное. – Вы уверены, что мы должны уехать?
– Непременно, Юленька, обязательно. Мы должны находиться рядом со своими экспонатами, иначе быть не может. Хотя это прежде всего моя доля. Со мной уже все ясно, а вы сами должны решать свою судьбу. Вас никто не неволит, вы просто наемный сотрудник. Но я буду очень рад, если вы останетесь с нами. Коллеги обещают приютить нас в Тбилиси, выделить необходимые помещения, создать условия если не для экспозиции, то хотя бы для временного хранения. Не знаю, Юленька, панацея ли это. – Шабалдин украдкой посмотрел по сторонам. – Не сочтите меня за паникера, но все на самом деле очень плохо. Фашисты прут, их невозможно остановить. Мы слышим по радио бодрые рапорты, но что происходит на самом деле? Немцы стоят у стен Москвы, окружают Ленинград. А вдруг через месяц-другой они придут и в Тбилиси? Не обращайте внимания, Юленька. Я ничего антисоветского не говорил. Это просто крик души. «Социалистическое отечество в опасности!» Боже правый, сколько себя помню, оно всегда в опасности. Я не уверен даже в том, что мы дождемся этот мифический транспорт.