– Мама! Это к тебе! – отступив к стене, девочка кивком пригласила Калошина войти.
Вышедшая из комнаты женщина оказалась такой же полной и румяной, как дочь, только коса её была обернута вокруг головы на малоросский лад, что оказалось не простым подражанием украинкам – жена Черных была родом из Житомира, что подтверждал и её специфический говор. Начав, было, разговор на своем языке, она, перехватив укоризненный взгляд дочери, спохватилась, и в дальнейшем старалась говорить только по-русски. Представилась просто: «Ганна».
В комнате было тепло и чисто, но явно чувствовался запах валерьянки. Калошин внутренне содрогнулся, подумав о том, что никогда не сможет смириться с подобным. Присев к круглому столу, застеленному вязаной скатертью, он, дождавшись, когда хозяйка устроится напротив, спросил:
– Как самочувствие вашего мужа?
– Сказали, что пока без изменений. Но не пускают к нему. Может быть, вы посодействуете? – она просительно заглянула в лицо Калошина.
– Увы! Мои полномочия на больницу не распространяются, да и меня самого, честно сказать, погнали оттуда, – майор развел руками.
– А что он сделал? Почему вы интересуетесь им? – в голосе женщины уже ощущалась тревога.
– Он оказался очень ценным свидетелем. Понимаете, когда он ехал в субботу на автобусе на работу, – он ведь в «Красной Заре» служит бухгалтером? – женщина кивнула, – с ним в автобусе, возможно, ехал преступник. Он мог бы нам описать его. Это очень важно. – Успокоив немного её таким образом, Калошин продолжил: – Ваш муж каждый день ездил на работу и возвращался? Или оставался там ночевать?
– По-всякому было. Вот и в субботу он не вернулся, у его друга агронома Суслопарова был день рождения, так он сразу предупредил, что вернется только в воскресенье. Приехал пьяненький, в кармане – чекушка. Он её и допил дома. Сразу лег спать. Потом, ближе к ночи стал кашлять. Поднялась температура. Я ему горчичники делала, спиртом растирала. Хотела «скорую» вызвать, да он не разрешил, а к утру вроде полегчало, но кашель не прекращался. На работу, правда, не поехал. А вечером вдруг совсем стал падать, глаза закатывать… – женщина громко всхлипнула, но сумела взять себя в руки.
– Ганна, пусть мои вопросы не покажутся вам странными, просто поверьте, что мне надо это знать. Хорошо?
Она, опять внимательно посмотрела в глаза Калошину, и тихо произнесла:
– Да-а, видать не простой он свидетель. И вопросы ваши непростые, и слушаете слишком внимательно. Но скажу, что надо. Спрашивайте.
Калошин от её слов почувствовал некоторую неловкость и мысленно похвалил себя за то, что пошел сам, а не перепоручил это дело молодому Воронцову.
– Ваш муж воевал?
– Да нет, у него с детства близорукость – с дерева упал, головой ударился, зрение и повредилось.
– А где он был во время оккупации?
– Он вместе с колхозными пастухами скот угонял на восток. Почти все стадо сохранили, а когда немцы ушли, так же и вернулись, своим ходом. Его за это даже наградили именными часами.
– Что ж, это очень похвально. – Немного помолчав, продолжил: – Скажите, а сам он ничего вам не рассказывал, с кем ехал, о чем говорил? Мало ли…
– Он говорил только о колхозных делах. – Она сидела, опустив голову, и трепала пальцами носовой платок – чувствовались её переживания. – Знаете, он ведь много не пил, только вот так, если праздник или день рождения. Да и то, в основном вино. У меня свое, ягодное. Вас угостить? – Калошин отрицательно покачал головой. – Когда он приехал, я забрала у него плащ, чтобы просушить. Дождь хоть и закончился, но все было сырое. И увидела в кармане чекушку водки. Я удивилась. Он никогда так не носил бутылки. Спросила его, зачем купил, он удивился, сказал, что ничего не покупал, а это, видимо, Суслопаров положил. Но это для мужа было как-то не… – она запнулась, подбирая слово.
– …характерно? – помог ей Калошин.
– Да-да, так. Я хотела её убрать, но он настоял, сказал: «Раз друг угостил, надо выпить».
– А бутылка сохранилась? – с надеждой спросил майор.
– Да, конечно, – женщина пошла на кухню, говоря: – я её помыла, пригодится в хозяйстве. Но если она вам нужна…
– Можете не нести, – расстроено махнул рукой Калошин. – У вашего мужа есть шёлковые сорочки?
– Шёлковые? – она удивленно посмотрела на майора. – Есть. Одна. Показать?
– Да, если это вас не затруднит. – Только взглянув, он увидел, что на голубой рубашке в синюю полоску были пришиты простые пуговицы.
– Муж одевал её всего лишь раз, на Первое Мая, – женщина аккуратно повесила сорочку на место.