– И чего это ты принюхиваешься?
– Люблю женские духи, – не обращая внимания на ироничный тон майора, ответил Дубовик.
– Ну, по тебе и видно… Сердцеед, – незлобиво поддел тот.
Через некоторое время комната заполнилась людьми. Гулько привычно пощелкал «Зенитом», обходя стол со всех сторон. Карнаухов внимательно оглядел лицо женщины, потрогал кожу на руке, достал из-под локтя пачку таблеток и громко для протокола прочитал:
– «Барбитал», десять штук по полграмма. Целостность упаковки не нарушена. Ребята, – обернулся он к оперативникам, – пошарьте в мусорном ведре, нет ли там пустой пачечки от каких-нибудь таблеток. – С трудом разжав судорожно сжатые пальцы, поднял стакан к носу, понюхал: – Водка. А вот есть ли что-нибудь в ней, скажу позже.
Калошин наклонился и поднял с пола два разорванных кусочка картона:
– Вот тебе, Иван Леонидович, пустая пачечка.
– О, это то, что надо! – он аккуратно убрал всё в пакет. – Так, смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера.
– Скажите, во сколько вы заглядывали в окно? – обратился Калошин к соседке.
– Вот как раз после одиннадцати и посмотрела. Я, – она засмущалась, – по нужде выбегала.
Калошин обошел стол, заглянув несколько раз под него.
– Что ищешь, Геннадий Евсеевич? – негромко спросил Дубовик, подходя к Калошину.
– Так, мысль свою ищу… – задумчиво ответил тот.
– Ну-ну… – Дубовик внимательно посмотрел на него из-под прищуренных ресниц.
Из-под кровати был извлечен фибровый чемодан, в котором оказались коробки с таблетками и надорванная упаковка сигарет «Winston». На полу возле платяного шкафа валялась перламутровая пуговица, очень похожая на ту, что была найдена на пожаре.
– Иван Леонидович, посмотри, скольких пуговиц не хватает у покойной на блузке? – Калошин подошел к эксперту и вместе с ним стал разглядывать застёжку. – Двух не хватает?
– Одну она сорвала, когда началось удушье. Вторая, по-моему, отсутствовала и раньше. Даже ниток нет, – говоря это, Карнаухов демонстрировал Калошину и подошедшему к ним Дубовику две небольшие дырочки внизу блузки. – Но можно поискать, – он оглядел беглым взглядом комнату.
– Поищем, – Дубовик похлопал его по плечу, – а ты, Иван Леонидович и ты, Валерий Иванович, – он повернулся к Гулько, – постарайтесь, как можно быстрее, предоставить отчеты.
Поработав ещё какое-то время в квартире Жуйко, оперативники нашли в сенях на вешалке за старой одеждой синий плащ. Прихватив все вещественные доказательства, отправились на совещание к Сухареву. По пути Калошин заехал в аптеку и сообщил ошарашенной Марте о смерти её напарницы.
– Что же получается? – Сухарев удивленно вздернул брови, когда ему доложили все обстоятельства дела. – Эта самая Лидия Жуйко и была агентом «Виолой»? Всё сходится на ней? И Арефьев был у неё? Андрей Ефимович, как думаешь? Не поспешим с выводами?
– Никодим Селиверстович, выводов пока никаких нет. Давайте дождёмся хотя бы заключения экспертов. Мало того, у нас не все свидетели допрошены. Дело совершенно мутное.
– Вы что же, сомневаетесь, что это самоубийство? – с вызовом спросил Моршанский.
– У меня нет пока причин ни сомневаться, ни быть убежденным. Да, всё говорит о самоубийстве, но мы совершенно ничего не знаем о самой женщине. Была ли она действительно знакома с Богдановой? Если да, то где их пути пересекались? Да и вообще, – разгорячившись, Дубовик стукнул кулаком по столу, – вопросов так много, что мы не вправе делать таких скоропалительных выводов.
– Хорошо-хорошо, но вы уж… – Сухарев погрёб руками в воздухе, – … давайте, не тяните… Помощь нужна? Дадим любую!
– Не беспокойтесь. В средствах я стесняться не стану. От вас требуется одно – не дёргайте ни меня, ни ребят. От тебя, Герман Борисович, – Дубовик повернулся к Моршанскому, – прошу того же. Всё, что откопаем, сразу, без задержки, ляжет к вам на стол.
– Товарищ майор, только не забывайте, что дело на контроле там! – следователь потыкал указательным пальцем вверх. Чувствовалось, что его раздражает независимое поведение комитетчика. Кроме того, и внешностью Дубовик был полной его противоположностью, что ещё больше усугубляло отношение Моршанского к красавцу майору. Даже очки, которые, по его мнению, умаляли мужественность, Дубовику придавали особенный шарм. – Как бы… – следователь сделал выразительный жест пальцами, как будто стряхивал пыль с плеча.
Дубовик неожиданно для всех громко рассмеялся:
– Вы за чьи звёзды боитесь? Герман Борисович? На мой век их хватит! – и, не дожидаясь ответа, спросил Сухарева, прекращая тем самым пикировку: – Думаю, нам пора работать.