Из аптеки Калошин вышел в некотором смятении. Ему нравилась эта женщина, но он должен быть объективным и помнить о своем долге. Дело пока не закрыто, убийца не найден. Расслабляться рано, но майор решил всё-таки побольше узнать о Лапшине, чувствую какое-то ревностное томление в душе.
В отделении дежурный передал ему, что звонил Дубовик. Калошин поспешил в канцелярию и попросил Машу соединить его с районом. Майор был у себя в кабинете, ответил сразу. Поприветствовав Калошина, Дубовик огорошил его новостью:
– Мелюков застрелился.
Калошин некоторое время пытался переварить услышанное:
– Это не убийство? – осторожно спросил он.
– Нет, он сделал это при жене, дома. Изрядно выпил, закрылся в кабинете и пальнул из наградного оружия.
– Значит, он был не на Лубянке?
– Он же номенклатурщик – личность неприкосновенная, пока не будет стопроцентных доказательств. А он там так крутился – от всего открестился.
– Да, видно не совсем, если наказал себя.
– Ребята считают, что кто-то надавил на него. Но это уже не наше дело. Но если где-то выскочит его фамилия в нашем расследовании, будь начеку.
– Понял тебя.
– Теперь информация по нашим фигурантам: нашлась Изабелла Голышева, но тут опять незадача. С Урала она переехала к двоюродной сестре в Казахстан, а там пустилась во все тяжкие. Родила ещё двоих детей от разных мужчин, передала их на воспитание сестре, сама загуляла, бросила работу, стала пить. Превратилась в совершенно асоциальную личность. Но смогла вспомнить, что в тюрьме у них была надзирательницей некая Анна, по её выражению – «страшный человек», хотя прозвище она имела очень даже романтичное – «Анютины глазки». Но словесный портрет даже приблизительно составить не смогла. Зато назвала ещё кое-какие фамилии, лагерных знакомых, теперь с ними будут работать. Возможно, что скоро мы получим кое-что из Республиканского архива. Только вот лагерь тот охраняли бойцы ВОХР, а их личные дела были в областном архиве, что сохранилось, пока не знаю. – Выслушав Калошина, добавил: – Информации по Жуйко пока нет, а вот семья Гирш, действительно, жила в Белоруссии, и их всех расстреляли. А что есть от ребят?
– Пока роют. Как что-то будет, я тебя извещу.
– Буду ждать. Как Варя? Я много думаю о ней. – Дубовик помолчал. – Всё, до связи, – и отключился.
После обеда пришёл Лапшин. Мужчина вызывал симпатию: аккуратно побритый и подстриженный, в хорошо выглаженной рубашке, он вел себя спокойно, на вопросы отвечал обстоятельно. О своих отношениях с Гирш говорил по-доброму, даже предполагал дальнейшую жизнь с ней. Но в какой-то момент Калошин уловил в его голосе надрыв, как будто тот хотел всем доказать, что всё хорошо, но где-то в глубине души зияла рана, из которой внезапно выплеснулась боль. Это настораживало. Но майор тут же одёрнул себя, вспомнив, что этот большой и, как видно, добрый человек совсем недавно потерял двух близких ему людей. И только когда мужчины прощались, Калошин вновь уловил смятение во взгляде Лапшина, которое тот поспешил спрятать за опущенными ресницами.
«Что его так угнетает? Да, умерла жена, но, с другой стороны, он, наверняка, уже давно ждал такого исхода. И это не оказалось неожиданным. Если учесть тяжесть болезни его жены, то в некоторых случаях смерть приносит облегчение близким, несмотря на кощунство такого предположения. Тем более, что в женской ласке он уже давно не испытывал недостатка. Гибель пасынка, пожалуй, более тяжёлое испытание, он растил мальчика с четырёх лет, привязался к нему. Да и сама смерть юноши была чудовищной. Но что-то другое его тревожит… Что? Что?» – Калошин с такой силой чиркнул карандашом по листу бумаги, лежащему перед ним, что хрустнувший грифель отлетел в сторону.
«А что Лапшин сказал про Жуйко? Ничего интересного, разве только то, что курила женщина папиросы, по крайней мере, в его присутствии. Но это не причина подозревать Гирш – сегодня человек курит папиросы, завтра – сигареты. Нет, это не такая уж важная информация», – Калошин задумался и тут вспомнил, что, проводя беседу с Лапшиным, из-за своих симпатий к Гирш, торопился и совсем забыл показать фотографию Арефьева. Его охватила досада. Он решил немедленно пойти к Лапшину и исправить свои недочеты. Себе строго приказал выкинуть из головы все мысли о красивой женщине. По опыту работы он знал, что очень многие оперативники просто сгорали на этом.
На улице возле табачного киоска неподалёку от отделения Калошин увидел Лапшина, который купив папиросы, прикурил и на ходу запрыгнул в проходящий трамвай. Майор сел в машину и отправился вслед за Лапшиным по маршруту этого трамвая. Тот вышел возле аптеки. Калошин остановил машину неподалеку и решил подождать мужчину, когда тот выйдет.