Калошин вдруг заволновался:
– Она точно уехала? Кто тебе дал такую информацию?
– Главный врач, – удивленно вскинул брови Доронин. – Он и заявление её показал. Три дня отпуска без оплаты.
– Так, звоню Муравейчику, пусть узнает, кто там скончался, и найдёт срочно Шапиро. А мы с тобой едем домой к этой врачихе. Кстати, с кем она живет? Это ты, случайно, не узнал?
– У неё сын семилетний, мужа нет. А мальчик болен каким-то психическим заболеванием, он всё время проводит в районном интернате для недоразвитых детей, а на выходные она его забирает. Так что, дома никого.
– Ничего, мы побеседуем с соседями, – Калошин заметно нервничал, надевая куртку, даже не сразу попал в рукава. Доронин пришел ему на помощь, когда тот громко выругался.
В подъезде дома, где жила Шапиро, стоял резкий кошачий запах, хотя лестница и пролеты были вымыты. На подоконнике второго этажа сидели две кошки. Когда Калошин шикнул на них, они только презрительно посмотрели на него, а одна зашипела.
– Не трогайте вы их, товарищ майор, ещё поцарапают, – Доронин поспешил оттянуть от окна Калошина, схватив двумя пальцами за рукав.
– Да и правда, пусть себе сидят… – согласился тот.
Дверь квартиры Шапиро была обита новым дермантином, у порога лежал чистый резиновый коврик. По всему было видно, что это квартира вполне благополучного хозяина. На звонок никто не вышел, но распахнулась дверь напротив.
Мужчины увидели дородную женщину в бигуди: она ела большой пирожок, держа его двумя пальцами, оттопырив толстый мизинец с ярким маникюром. Полы атласного халата едва сходились на огромном животе, и, если бы не пояс, завязанный на бант, халат не выдержал бы натиска жировых складок.
– Вы кто? – прожевывая кусок, спросила она густым, почти мужским, голосом
Мужчины представились. Она кивнула и захлопнула дверь, оставив оперативников в замешательстве. Но через пару минут вдруг выросла вновь на пороге, вытирая губы и руки полотенцем. Пирог исчез.
– Вы к Розе Алексеевне? Так её нет, уехала на похороны какой-то своей товарки.
– Вы хорошо с ней знакомы?
– Неплохо. Но она не очень привечает кого-то. Сын у неё больной, людей чужих боится, вот она и старается никого к себе не звать. Но бывают у неё некие личности… Бывают… – она прищурила глаза.
– Посмотрите эти фотографии, может быть, узнаете кого-нибудь?
– Лидка, из аптеки, – женщина показала на Жуйко, – частенько захаживала, потом вот этот был, – красный ноготь ткнулся в фотографию Арефьева, – мужик красивый, что нашел в этой сухостоине Розке? Несколько раз приходил к ней.
– Когда он был в последний раз? – задержав дыхание, спросил Калошин.
– Неделю назад, может больше, не помню точно.
– А вот эту женщину вы не видели? – майор показал снимок Капустиной.
– Деревенщина! – женщина презрительно поджала губы. – Пришла и давай давить на звонок, думала, если сильнее надавит, так быстрее откроют. А потом, когда входила, так тараторила, что у меня в ушах зазвенело.
– И что же она говорила?
– Да что-то про платье или что-то такое, что так она рада, так рада!
– Кого-нибудь ещё видели?
– Была как-то ещё одна, поздно вечером. Я выглянула, она стояла спиной, даже не повернулась ко мне. Игнорировала… Мадам… – женщина опять скривила рот.
– Почему «мадам»?
– Ну, такая вся… – она показала руками округлости, – стройная… – в голосе явно сквозила злость. – Может, жена этого, красивого? Плащик синенький, модный…
– А может, Жуйко?
– Лидка-то? Да нет, не похоже, чтобы она. Та, поаккуратнее, что ли… Хотя темновато было на лестнице, да и через глазок не всё разглядишь…
– Но ростом-то такая же, как Жуйко была? – спросил Доронин.
– Ростом – да, а всё ж не Лидка! – женщина вопросительно посмотрела на мужчин: – У вас всё?
– Пожалуй, да, – Калошин запахнул куртку, – если понадобитесь, вызовем. Появится Шапиро, ей ничего о нас не говорите, лучше позвоните сразу нам. – Он назвал номер своего телефона.
– Ладно, запишу. – Женщина взялась за ручку двери и, уже переступив порог, спросила:
– А чего она натворила-то?
– Алименты не платит, – буркнул Калошин, сбегая по лестнице.
На улице глубоко вздохнул и сказал:
– Чёрт бы подрал эту бабищу с её пирогами!
– Я тоже чуть слюной не подавился, – хохотнул Доронин. – Давайте в закусочную зайдем, перекусим. Уже поздно возвращаться в отделение. Имеем право?