Калошин тревожно посмотрел на товарища.
– Андрей Ефимович? – Дубовик, перехватив его взгляд, хлопнул себя по коленям, и встал.
– Рабочий день начинается!
– Да? – Воронцов хохотнул: – А мне показалось, что заканчивается, тем более, что спать охота.
– Не язви, шутник, – Дубовик подтолкнул парня к столу, – тебя ждет работа, оформляй бумаги. – И выглянув в окно, сказал: – Ну, вот и Сухарев прикатил! Идем, Геннадий Евсеевич, к нему. Надо весь личный состав нацелить на поиски Шапиро. Районные опера уже с ночи работают в этом направлении, а тут только раскачка начинается, – он несколько раздраженно качнул головой.
– Так ночь ещё не закончилась, – успокоительно тронул Калошин его за рукав, за что получил благодарный взгляд.
Глава 15.
День прошел в суматохе. На ноги были подняты все оперативные службы не только района, но и области.
Вечером Дубовик неожиданно, глядя прямо в глаза Калошину, предложил ему сходить в гости к Марте Гирш.
– Так, в гости или… – осторожно спросил Калошин.
– В гости, в гости, – успокоил его Дубовик, и дерзко подмигнул: – Ну и что, что есть у неё любовник! Чем мы хуже?
– Мы?
– Не придирайся к словам. Заодно и спросим о Шапиро. Вдруг какие-нибудь детали всплывут? По работе они, наверняка, сталкивались. Тем более, что Жуйко общалась с обоими.
Зайдя в магазин и купив гостинцев, мужчины направились в гости к Марте. Калошин чувствовал такое волнение, что его даже начало потряхивать. Дубовик изредка поглядывал на него. В какой-то момент Калошин поймал на себе этот взгляд, и ему вдруг показалось, что в глазах майора он уловил что-то вроде жалости. Но тот хитро прищурился и толкнул смущенного Калошина локтем в бок:
– Не тушуйся, не такие высотки брали! – и засмеялся.
– Слушай, Андрей Ефимович, а ты на фронте был? – вдруг спросил Калошин.
– Ну не зря же я про высотки заикнулся. Я, Геннадий Евсеевич, хоть и служил в СМЕРШе, и не только выявлял дезертиров и членовредителей, но в атаку с солдатами не раз ходил. Мне потом было легче их понимать, кого-то удалось остановить от непоправимого. А ненависть у меня такая!.. – Калошин заметил, как потемнели серые глаза Дубовика.
Тот помолчал, потом уже спокойно сказал:
– Моих родителей расстреляли в тридцать шестом, как врагов народа. Я в то время учился в Московском пединституте иностранных языков. Когда их арестовали, меня следователь даже не вызвал ни разу. Я пошел сам, сказал, что мои родители арестованы, а мне заявили, что у меня нет родителей, они от меня отказались, за то, что я, якобы, предал их. Сказать, что для меня это было потрясением – ничего не сказать. Я плакал, как маленький ребенок. И тогда меня под свое крыло взял один из наших преподавателей. Он тогда объяснил мне, что мои родители поступили так, спасая меня. Я благополучно окончил институт, остался в комсомоле, позже спокойно вступил в Партию, потому что тот самый преподаватель стал мне отцом, помог мне поступить в Высшую школу НКВД. А его потом немцы не просто убили, а растерзали собаками. – Голос его дрогнул, он отвернулся, помолчал.
Калошин осторожно тронул его за плечо:
– Идем?
Недалеко от подъезда дома, где жила Марта, Дубовик остановился и направился к мусорному ящику, возле которого возился старый дворник-татарин. Остановившись недалеко от старика, майор вынул из кармана какие-то бумаги и выкинул их. Потом вернулся к Калошину, и они вошли в подъезд. Дверь им открыла сама Марта. Калошину в первый миг показалось, что у неё в глазах плеснулся страх, но когда она вдруг спросила:
– Что случилось? – он понял, что она и в самом деле испугалась. – Кто ещё?
– Нет-нет, всё нормально, – поспешил её успокоить Дубовик, – просто мы набрались наглости и решили притащиться к вам в гости, – разбитно улыбаясь, он облокотился одним плечом на косяк и подался вперед. В этот момент было в его поведении столько уверенной наглости, что Калошин только подивился этому, и почувствовал, как неприятно царапнуло в груди. В этот момент он подумал о Варе, и ему стало обидно за неё, но он постарался погасить в себе неприязнь, и посмотрел на Марту. Она была необыкновенно хороша, внимание мужчин ей льстило, но совершенно не удивляло – привыкла. Она широко распахнула дверь, приглашая их войти.