Дубовик все в той же нагловатой манере разделся, повесил плащ на вешалку, подал пакет с выпивкой и гостинцами хозяйке и первым пошел вслед за ней. Квартира была обставлена небогато, но с большим вкусом, что очень импонировало Калошину. Дубовик же особого внимания на это не обратил. Пока Марта возилась на кухне, застилала скатертью круглый стол в комнате и сервировала его, мужчины рассматривали фотографии на стенах. Калошин полистал журнал, лежащий на диване. На Дубовика он не смотрел, но несколько раз чувствовал на себе его острый взгляд, не понимал его, и за это злился.
Когда сели за стол и подняли рюмки, Дубовик произнес несколько витиеватых фраз, вплетая в них уйму комплиментов хозяйке, причем делал это ненавязчиво, элегантно и, в конце концов, поцеловал руку женщины. Тут уж Калошин понял, за что этого сердцееда так любят женщины. Он не мог бы сказать и десятой доли того, что услышал от Дубовика. Марта смотрела на того мягким взглядом роскошных глаз, изредка опуская их и пряча за длинными ресницами. Калошин почувствовал давно забытое томление в груди, но перебивать Дубовика не решался, просто смотрел и смотрел на женщину. Через несколько тостов Дубовик вдруг начал нахваливать своего товарища, приписывая ему даже несуществующие достоинства. Калошина коробил этот перебор, он уже понял, что у самой Марты не имеет ни малейшего успеха, хотя в отсутствии Дубовика выиграл бы это состязание у Лапшина: был он и интереснее, и мужественней. Но рядом с таким красавцем, элегантным и галантным, он выглядел, как ему казалось, колхозным петухом. И дифирамбы, исполняемые Дубовиком в адрес Калошина были скорее издевкой, чем искренним восхвалением. Зачем он это делал, понять было невозможно, но от него исходил такой магнетизм привлекательности, от которой Марта таяла, как масло на сковородке, даже будучи привыкшей к вниманию мужчин любого возраста и ранга, и от этого Калошин почувствовал зарождающуюся неприязнь к человеку, которого еще совсем недавно хотел видеть женихом своей дочери.
Через какое-то время к ним вышла тётка Марты, сухая сгорбленная старушонка. Марта с позволения мужчин пригласила её к столу, та выпила рюмку коньяку, разговорилась, но засиживаться не стала, ушла к себе.
В разговоре Дубовик как бы, между прочим, спросил о Шапиро, но Марта, чуть поморщившись, ответила, что не очень хорошо была знакома с ней, и ничего плохого сказать не может. Но добавила, что, если возникнет необходимость, она даст нужные показания.
– О, нет-нет, – помахал ладонью Дубовик и, приблизив своё лицо к лицу женщины, сказал медовым голосом:
– Нам не «нужные» давать надо, а правдивые, – и вновь поцеловал руку с аккуратным маникюром. Женщина зарделась и опустила глаза.
Когда прощались, Калошин увидел, что Марта смотрит на Дубовика с сожалением. Тот, похоже, понял правильно её взгляд, и, вновь целуя руку, задержал её в своих мягких ладонях, что совершенно выбило Калошина из колеи, ему хотелось ударить их обоих.
На улице он все же предложил Дубовику зайти к ним, но тот наотрез отказался, чем утвердил майора в своих подозрениях относительно Марты. Он был совершенно уверен в том, что Дубовик обязательно вернётся к ней. Боль в душе усилилась, но он сумел не показать виду, просто попрощался и пошел домой. Варе решил ничего не говорить. И хотя она ни о чем и не спрашивала, но Калошину показалось, что его выдали глаза. Девушка, оставаясь спокойной, предложила отцу ужин, а когда тот отказался, ушла в свою комнату. Ночью ему показалось, что он слышал плач, но подойдя к двери спальни дочери, убедился в том, что ему это просто показалось.
Утро не принесло никаких результатов по поиску Шапиро. Все были на взводе. Калошину после вчерашнего не хотелось встречаться с Дубовиком. Ему казалось, что стоит только взглянуть на него, как всё станет ясно. Но Дубовик, на его счастье, уехал в район, и отсутствовал два дня. За это время боль за дочь в душе Калошина несколько поутихла, и когда тот наконец появился, майор сумел встретить его достойно. Дубовик же вел себя, как ни в чем не бывало, и это облегчало их общение.
В обед приехал прокурор Горячев, и всех оперативников вызвали к Сухареву.
Когда все сели за стол, на зеленое сукно полетела местная газета:
– Я жду объяснений по поводу вот этой статьи, – прокурор с такой силой ткнул пальцем в газету, что проделал в ней дырку.
Все недоуменно смотрели и на Горячева и на газету.
– Кто из вас дал информацию этим борзописцам, что разыскивается Шапиро Роза Алексеевна, которая является завербованным агентом нацистской Германии, убийцей нескольких человек, причем все они перечислены! – прокурорский голос звучал громче иерихонской трубы, но был ещё к тому же злобен и неприятен.