Алексей раскрыл папку.
"Человек, обладающий флегматическим темпераментом. Страдает неврозом навязчивых состояний, который чаще всего возникает в результате тревожно-мнительного воспитания. Внутри него все время происходит конфликт между двумя важнейшими для него психологическими установками: "безопасность превыше всего" и "стыдно быть трусом!" Его поведение весьма противоречиво: он то робок, то безрассудно смел. В случае, когда обстоятельства загоняют его в угол, способен на любые крайности. Главная мотивация в жизни - страх. А главное желание - приспособиться так, чтобы чувствовать себя комфортно в отношениях с людьми. Высока вероятность того, что когда-то им было перенесено тяжелое нервное потрясение".
Алексей пошел на кухню и поставил чайник. Он испытывал непонятное смятение.
Через час приехала Катя, которую он срочно вызвал.
- Интересно, догадывалась ли Гурдина, что ее сын - человек с крайне тяжелой формой психического расстройства? Если знала - ей не позавидуешь. Вечный страх за сына, что он сорвется и его заболевание будет обнаружено всеми.
- Он что, шизофреник? - Катя не очень разбиралась в медицинских тонкостях.
- Да не совсем. Я перезвонил своему Вальке и попросил по горячим следам прояснить кое-какие моменты. Меня сразу этот дневник насторожил. Я ведь изучал психологию. Поэтому стиль изложения, повторяющиеся обороты, возвращение постоянно к одним и тем же ситуациям навели меня на мысль, что здесь имеется некое психическое заболевание. Я подчеркиваю, заболевание, и оно характеризуется периодами просветления и регрессии. Шизофрения - это уже необратимый процесс.
- Значит, Рудик страдал заболеванием психики, близким к роковой черте? К шизофрении?
- Да, это было, видимо, так.
- Но он же играл в спектаклях, был актером, разве это возможно? вырвалось у Кати. Она сидела на диване, поджав под себя ноги и крепко сцепив пальцы рук.
- О чем ты говоришь? - откликнулся Алексей. - Ты даже не представляешь себе, сколько таких скрытых параноиков и личностей с различными психическими отклонениями находится рядом с нами. Они живут среди нас годами, ничем не обнаруживая свою скрытую болезнь. А потом достаточно какого-нибудь внешнего толчка - и все симптомы налицо. Не случайно сейчас психиатры говорят, что каждый второй из нас - ненормален. Так что очень даже понятно, почему Рудик играл в театре и был актером. Кто мог это обнаружить, если у него не было никаких проявлений, вспышек? Только в дневнике он давал выход своим фобиям и склонностям. А потом, невроз навязчивых состояний, как объяснил мне Валька, характеризуется определенными странностями в повседневной жизни. Так, человеку кажется, что он забыл выключить утюг, и он возвращается несколько раз в свою квартиру, чтобы проверить это, или он страдает синдромом маниакальной чистоты и в течение дня много раз моет руки, хотя в этом нет никакой необходимости. А кто мог наблюдать Рудика в быту? Никто! Поэтому окружающие считали его нормальным человеком.
- Да, вспомнила, у него в ящике в гримерной я обнаружила несколько странных предметов, тогда я не придала этому значения, а теперь, кажется, понимаю, в чем дело. Там лежал женский носовой платок со следами губной помады, старая пудреница, пустой флакон из-под духов и фарфоровая собачка с отломанным ухом, которую я еще до этого видела в руках Гурдиной. Я тогда подумала, что у него с Гурдиной, возможно, интимные отношения, но сама мысль об этом показалась мне до того омерзительной и гадкой, что я тотчас выбросила ее из головы.
- А зря. Бывает так, что маленькие зацепки могут указать верное направление расследования, могут что-то подсказать.
- Ну что ты, Алексей, мне не совсем удобно было говорить об этом. Потому что второй моей мыслью было, что он - скрытый извращенец. Ну, знаешь, из тех, кто коллекционирует женское белье, предметы туалета, обувь. Он мне сразу не понравился. Какой-то нудный тип, голос невыразительный, монотонный, звенел будто на одной ноте, и неестественно высокий, не мужской.
- Во всяком случае, тогда это могло бы навести нас на мысль, что он страдает какими-то отклонениями. А потом, в свою очередь, позволило бы предположить и другое...
- Да, это моя ошибка.
- Ну что ж, визита к Гурдиной не миновать. Разговор будет, конечно, не из приятных, но он необходим, как назревшая операция. Да, Катя, я должен еще кое о чем тебе сказать. Извини, что долго скрывал, но таково было указание шефа. Ты слушаешь меня?
- Да. - У Кати стрельнуло в виске, и она поднесла к нему руку.
- Дело в том, что некоторые обстоятельства указывают на то, что в нашем с тобой расследовании замешаны определенные могущественные силы.
- ЦРУ, что ли, или ФСБ? Сейчас у наших романистов такая мода. В каждой книге международные спецслужбы ведут охоту за каким-нибудь Васей из люберецкой банды. На фиг он им сдался! Станут они руки марать!
- Нет, невидимые рыцари плаща и кинжала тут ни при чем, и Джеймс Бонд не умчит тебя на самолете в Майами! На это можешь не рассчитывать. Нет, здесь-другое. Ты когда-нибудь слышала о розенкрейцерах?
- Нет, не могу вспомнить.
-Это тайный орден, возникший в незапамятные времена. Члены его обладают очень большим влиянием. Это были предшественники масонов. Понимаешь, тот человек, который обратился вначале к шефу с просьбой проследить за "нашей" будущей жертвой в театре "Саломея"...
- Ярин, - устало откликнулась Катя, - давай все сначала и по порядку.
***
- Да, да, проходите, лучше сюда, в зал, боюсь, что в моем кабинете немного душно. Все равно в театре, кроме Лины, никого нет, ни единой души, так что опасаться лишних свидетелей не стоит.
Катя поправила волосы.
- Это мой коллега из "Белого грифа", Алексей Николаевич Ярин.
- Очень приятно. Элла Александровна Гурдина.
- Я уже с вами знаком, заочно. Да и на ваши спектакли несколько раз ходил.
Они сидели в партере. На сцену с потолка свисали кожаные ремни и железные цепи. В глубине виднелся пышный сад, словно срисованный с пасторальных картин Ватто. Сбоку стояла розовая беседка, находившаяся в полутени.
- Я слушаю, - Гурдина вздохнула.
- Даже не знаю, как подступиться к вам, - пошутил Алексей.
- А вы приступайте прямо, без околичностей. Считайте, что я сижу в "испанском сапоге" или в темном колодце, куда не доходит ни единый луч света. Пытки, они ведь очень разнообразные. Вот сейчас я ставлю, вернее, только приступаю к постановке спектакля по произведениям маркиза де Сада. Видите, вон плетки свисают, разные железные штучки позвякивают. Квинтэссенция зла. Тема знакома, так что давайте уж сразу.
- Почему вы захотели ставить Сада?
- Ну, во-первых, модно, а во-вторых, мне кажется, такой садо-мазохизм, какой был в душе Сада, простите за невольный каламбур, в наше время присущ многим людям. Просто он сейчас выражается несколько по-другому. Ничто не ново под луной, как говорили древние.
- Элла Александровна, мы благодарим вас за доверие, которое вы оказали нам, передав дневник вашего сына. Это ведь его глубоко личное. Мы прочитали дневник. И у нас возникли кое-какие вопросы, которые мы и хотели бы вам задать. Вы знали, извините за несколько бестактный вопрос, что Рудик, как бы это сказать, не совсем психически нормален?
- Да, знала, - голос Гурдиной звучал на редкость спокойно, - знала.
- Как это случилось? Врач-психиатр, к которому я обратился за помощью, высказал предположение, что в детстве мальчику пришлось пережить какой-то шок, стрессовую ситуацию, которая, по-видимому, и явилась причиной заболевания.
Гурдина смотрела на сцену.
- Мне тяжело об этом говорить, но... во всем виновата я... Рудик тяжело заболел, когда ему было семь лет. Он лежал с высокой температурой. А мне надо было выступать. Он бредил и протягивал ко мне руки, умоляя не уходить. А я выскользнула за дверь и не заметила, как он, встав с постели, шатаясь, пошел за мной. Он был очень слаб. Но я не видела его, не видела, иначе он не упал бы с лестницы... Так Рудик получил сотрясение мозга, после которого и произошло все это. - Гурдина заплакала.