А еще через несколько минут женщина лежит в наполненной ванне, вдыхая аромат меда и ванили. Земляничная соль закончилась, но эти средства ничуть не хуже; так же успокаивают, расслабляют, убаюкивают… И вот уже мрачный таможенник в аэропорту и неприятное происшествие с машиной позабыты, как дурной сон.
В прихожей, в самой середине кипы корреспонденции, виден край конверта, на котором можно разобрать имя отправителя: Вальдемар Фиренци.
ГЛАВА 5
О картине, которую разглядывает человек, можно говорить долго. В середине — инфанта Маргарита, по краям Изабелла Веласко и Августина Сармьенто, справа для зрителя — карлики, Мария Барбола и Николас Пертузато, попирающий стопой мастиффа. Далее, на темном фоне — донья Марселла-де-Уллоа в сопровождении неизвестного (странный факт — в ту эпоху художники редко помещали на полотна анонимных персонажей). Во всем должен быть свои смысл, и если личность персонажа не установлена, то, наверное, так захотел художник, изобразивший в левой стороне картины самого себя, тем самым войдя в историю вместе с величественными фигурами дона Филиппа Четвертого и донны Марианы в зеркале на заднем плане. Художник воспользовался своим правом на вечность, благодаря чему мы видим его полотно. Наконец, среди персонажей — королевский камердинер, дон Хосе Ньето Веласкес, стоящий у дверей. Превосходнейшая картина; впрочем, наш интерес вызван не ею, а человеком, разглядывающим шедевр. Скажем лишь, что преклонных лет сеньор созерцает полотно в зале номер три музея Прадо в Мадриде. Близится час закрытия, но посетитель как ни в чем не бывало любуется шедевром Веласкеса, одной из жемчужин коллекции.
— Сеньор, мы закрываемся. Будьте любезны, пройдите к выходу, — предупреждает молодой охранник.
Он работает старательно, и просьба его настойчива. Но, похоже, он знает этого посетителя; по крайней мере, лицо его кажется охраннику знакомым. Еще бы — старик едва ли не ежедневно приходит в этот зал музея, часами напролет разглядывая картину, застыв неподвижно, точно экспонат.
— Скажите пожалуйста, полотно когда-нибудь рассматривали как следует? — спрашивает незнакомец.
Охранник оглядывается, но поблизости никого. Значит, вопрос адресован ему.
— Вы меня спрашиваете?
Незнакомец пристально вглядывается в шедевр.
— Я спросил, рассматривали ли когда-нибудь эту картину по-настоящему? — повторяет он.
— Разумеется. Для нашего музея это полотно значит то же, что «Джоконда» — для Лувра.
— Глупости. Расскажите, что я вижу здесь.
Охранник потрясен. Немало дней провел он рядом с шедевром, осознавая его ценность, но не замечая самой сути. Проходил мимо, точно гуляя по улице — бездумно. Впрочем, все равно музеи пора закрывать, и самое главное — выпроводить незнакомца, сделать последний обход, а после домой. Так что предстоит провести еще не менее получаса на ногах.
— Больше здесь оставаться нельзя, пора закрываться, — произносит охранник с большим нажимом, но так же вежливо.
Незнакомец словно заворожен полотном Веласкеса. Охранник считает, что картина красива, только и всего. Ничего более существенного он сказать не может. Присмотревшись к пожилому человеку, замечает, как дрожит у него левая рука, а по правой щеке бежит слеза. Наверное, все-таки лучше ответить что-нибудь, чтобы поддержать беседу.
— Это очень интересная картина. «Менины» Веласкеса…
— А вы знаете, что значит «менины»?
— Девочки, которые изображены?
— Фрейлины. Эти две женщины, стоящие по бокам от инфанты Маргариты. Изабелла Веласко и Августина Сармьенто. Менины — португальское слово, которым в королевской семье называли нянек инфанты.
— Всегда узнаешь что-то новое.
— Художник, дожидающийся, пока няньки не уговорят инфанту позировать, и есть автор. Судя по отражению в зеркале, король Филипп Четвертый и королева уже сделали все, что могли: привели карликов и собаку, чтобы уговорить ребенка, но девочка заупрямилась, и картина так и не была окончена.
— Простите, но ведь полотно завершено?
— Я имел в виду картину, отраженную в зеркале.
— Возможно, вы и нравы, но настоящая картина — подлинное, законченное полотно.
— Я хотел сказать, что картина на картине никогда не была завершена.
— С этой точки зрения вы, возможно, и правы.
— Подумайте о том, как простой каприз способен изменить ход истории, препятствуя созданию семейного портрета.
— Зато появляется новый шедевр, гораздо лучше.
— Пожалуй. Как бы там ни было, какое-то происшествие, случайность способны повлиять на судьбы мира…